освободились в дальнейшем от этих падежей как от ненужного балласта.

В эпическом санскрите существовало семь различных типов аориста: 1) корневой, 2) тематический, 3) удвоительный, 4) аорист на -s, 5) аорист на -sa, 6) аорист на -is/-iș, 7) аорист на -sis/siș. Позднее эта система распалась[314].

В индоевропейском языке различались две системы личных глагольных окончаний – первичные и вторичные. Первичные личные окончания были характерны для форм настоящего времени действительного и среднего залога, формы c-ового будущего и перфекта изъявительного наклонения среднего залога. Вторичные личные окончания употреблялись во всех формах с так называемым аугментом (имперфект, аорист). Наиболее четко эти две системы представлены в древнеиндийском. Уже в греческом наблюдаются элементы их смешения. В латинском и германских языках прослеживаются только слабые следы первичных личных окончаний. Во многих индоевропейских языках эти серии окончаний вообще не различаются.

Одним из процессов, связанных с тенденцией к улучшению языкового механизма, является стремление к достижению смысловой четкости. Одновременно с развитием многозначности слова усиливается семантическая неточность слова. Языковой коллектив вынужден прибегать к дополнительным средствам уточнения слова в контексте[315]. Постоянно действующая в языке тенденция к повышению коммуникативной четкости языковых единиц приводит в конечном итоге к полному вытеснению из языка одного из омонимов[316].

Язык стремится сохранить состояние его коммуникативной пригодности. Язык не только исторически изменяется. Он одновременно оказывает сопротивление какому бы то ни было изменению, стремится сохранить существующее в данный момент состояние. Говорящий на том или ином языке заинтересован в том, чтобы окружающие его поняли. Всякое внезапное и быстрое изменение языка несет в себе опасность превращения его в недостаточно удобное и пригодное средство общения и, наоборот, стремление сохранить систему привычных и коммуникативно отработанных средств общения предохраняет язык от этой опасности. Поэтому в каждом языке существует тенденция к сохранению существующего состояния до тех пор, пока какая-нибудь сила не преодолевает это естественное сопротивление.

Можно привести также немало других тенденций и свойств языка, не определяемых историей общества. Формы и функции языковых элементов изменяются с различной скоростью. Автономность плана выражения и плана содержания, недостаточность знаковой сигнализации, вызывающая включение смыслового и ситуативного контекста в дистинктивный аппарат языка. Не определяется историей общества дистрибуция фонем в языке. Не определяются историей общества также такие явления, как контаминация глагольных времен, близких по значению, превращение перфекта в простой претеритум, неустойчивость глагольных времен, обозначающих длительное действие, неустойчивость будущего времени, неустойчивость форм медиума и страдательного залога, тенденция к смешению косвенных наклонений, контаминация слов, переосмысление значений форм, объединение разных по происхождению форм по принципу единства их значений, возможность новых способов выражения в результате перемещения ассоциаций, превращение самостоятельных слов в суффиксы и т.п.

От истории общества не зависит такое свойство человеческого мышления, как метафоризация, т.е. способность познавать новые явления через сравнение их со старыми. История слов изобилует такими случаями, когда название какого-либо предмета или явления возникает в результате сравнения.

От истории общества не зависят принципы организации человеческой речи, например, ее линейность. На земле сменилось довольно много различных общественно-экономических формаций, но на всем протяжении их истории язык оставался линейным. Такие атрибуты речи, как наличие дейксиса, обычно проявляющегося в употреблении местоимений, придание речи экспрессии, употребление экспрессивных слов и т.п., также не зависят от истории общества.

Утверждение некоторых лингвистов, что все в языке зависит от истории общества и определяется внешними причинами и внутренние законы развития языка являются только своеобразным выражением внешних причин, явно идет от Марра и отражает нематериалистический подход к явлениям языка.

Об особенностях развития мышления и языковых структур

Хорошо известно, что проблеме развития мышления Н.Я. Марр придавал огромное значение. Причину всех стадиальных изменений в языке он видел в изменениях мышления, обусловленных в свою очередь изменениями в производстве. Марр утверждал, что

«принадлежность различных систем морфологии к различным периодам языкотворчества опирается, разумеется, не непосредственно на тот или иной тип техники, хозяйственной и социальной структуры, а при посредстве мышления. Мышление не стабильно»[317].

«Человечество сотворило свой язык в процессе труда в определенных общественных условиях и пересоздаст его с наступлением действительно новых социальных форм жизни и быта, сообразно новому в этих условиях мышлению»[318].

Тех же взглядов придерживался и И.И. Мещанинов:

«Изменения мышления, зависящие от развития материального производства и материального общения людей с их развивающейся идеологией, отражаются в языковом строе, передавая также и отношения человека к изменяемой им природе… Тем самым стадиальное языковое деление обусловлено периодизацией мышления и через него связано с социальной основой общественного развития»[319].

Некоторые современные защитники марризма отзываются весьма положительно о всех этих попытках решить проблемы развития человеческого мышления. Вот что об этом писал в одной из своих работ В.И. Абаев.

«Было время (видимо, период „нового учения о языке“? – Б.С.), когда и в советском языкознании проблемы языка и мышления, языка и истории стояли в центре внимания. В их решении допускались грубые ошибки и упрощения, но в самой постановке проблемы ошибки не было. В этих проблемах языкознание утверждало себя как одна из ведущих наук гуманитарного цикла»[320].

От этого утверждения веет какой-то наивностью. Абаев думает, что постановка вопроса сама по себе может быть совершенно безыдейной и абстрактной. Ни один ученый никогда не ставит вопроса, не опирающегося на определенную точку зрения.

О том же в сущности говорит и Р.А. Будагов:

«Я отнюдь не призываю возвратиться к тому пониманию стадиальности, которое было характерно для 30 – 40-х годов. Но надо сказать, что стадиальные исследования, изолированные от исследований в области мышления, стали у нас гораздо беднее, чем они были в прошлом… Лишившись фона мышления, типологические разыскания наших дней стали характеризоваться статичностью и некоторой схоластичностью»[321].

На самом деле в исследованиях проблемы развития мышления, относящихся к периоду 30 – 40-х годов, никакого богатства не было. Результаты этих исследований были просто лишены какого бы то ни было познавательного значения, и это обстоятельство имеет определенные причины.

Н.Я. Марр и его последователи вообще не понимали, что такое мышление. Они постоянно его смешивали с идеологией, приписывали ему классовый характер. Марр утверждал:

«…нет языка, который не был бы классовым, и, следовательно, нет мышления, которое не было бы классовым»[322].

Ход развития человеческого языка целиком и полностью отождествляется Марром с развитием мышления, хотя достаточно хорошо известно, что не каждое семантическое изменение связано с изменением