– Э, парень, тут ты мне не командир, – оборвал Аттий, чем еще больше уверил Приска в задуманной подлянке. – Я сам служил и знаю, что лучше.

– Понятно…

Тиресий вскочил и спустился вниз. Срочно собрал всех, кроме караульных, в перистиле.

– Я не уйду из дома и вам не позволю, мы все остаемся и будем обороняться. У нас достаточно сил, чтобы защищаться… – выкрикнул центурион. – Вонобий. Ты со мной?

Но человек из Кирены не ответил. Напротив, отступил. И это было плохим знаком – Тиресий ощутил это буквально кожей.

– Разорался тут… – раздался голос из темноты.

И вперед выступил смуглый грек с курчавой бородкой, а рядом с ним еще двое – сильно смахивающие на гладиаторов. До этого часа Тиресий их не видел и не знал. Как они вообще появились в доме – разве что хозяин сам их пустил вечером.

– К вечеру тебя, римлянин, не должно быть в моем доме! – объявил Аттий, выходя на середину дворика.

– Так ты никуда не уходишь. – Тиресий покачал головой. – Я так и знал…

– Разумеется, не ухожу. Уходишь ты. Вечером. Или к следующему утру умрешь.

Тиресий нахмурился. Если бы он был уверен, что Марк Антоний и Вонобий на его стороне, можно было бы попытаться прикончить эту троицу… но нет. Вонобий точно не будет драться. Да и на Марка надежда слабая. Эти александрийцы легионеру Двадцать Второго Дейторатова легиона куда ближе, чем пришлый центурион.

– Я с моими людьми уйду… – ответил Тиресий, и слова его более походили на рычание. – Но не пожалейте об этом…

* * *

К утру пошел дождь, и пожар стал стихать. Тит и хозяйский мальчишка остались на крыше дежурить, а Тиресий лег спать. Аррия пришла к нему, легла рядом. Положила голову на грудь. Так бывало всегда. Она лежала тихо-тихо, не шевелясь, потом он просовывал руку под тунику, медленно задирал ее. Она не двигалась, только дыхание становилось прерывистее. Потом она начинала тихо поскуливать и делала слабую попытку вырваться, он удерживал ее и переворачивал на живот. Тогда она на миг замирала и лежала, будто оглушенная. Вновь пыталась вырваться, но он придавливал ее к тюфяку и брал, как берут полонянок, – грубо, жестко, без предварительных ласк и поцелуев. Иногда она лежала покорно, иногда начинала кричать. Тогда он поднимал ее на четвереньки и уж приходовал как в лупанарии. Потом она лежала бездвижная, совершенно безвольная. И тогда он начинал ее целовать, – погружал пальцы в лоно и ласкал холмик Венеры меж ее ног, пока она не начинала постанывать, пока ее тело не откликалось на ласки и не начинала уже Аррия придумывать всякие Венерины утехи. Если уж случался у них третий заход, тогда это было воистину буйство – до исступления, до криков, до сладостных стонов, от которых просыпался весь дом.

– Тирс… что ты со мной делаешь… – бормотала она в такие мгновения.

В этот раз они забылись только на рассвете.

А днем Тит разбудил их.

– Коли Аттий хочет, чтобы мы ушли сегодня, мы уйдем. Я придумал, как нам удрать из Александрии… – сообщил дак.

* * *

План был отчаянный. Тит предлагал ближе к вечеру, незадолго до заката, выйти из дома небольшой группой, одетыми в иудейские и персидские одежды. Длинное платье из толстой ткани должно скрыть их римские туники, накладные бороды – бритые лица, шапки, платки – на римский манер остриженные волосы. Аррию предлагалось переодеть юношей и обрезать ей кудри. Тит решил отрубить головы трупам, что бросили в разрушенном доме на пожарище. Чем сильнее они будут обезображены, тем проще будет выдать их за казненных римлян. Еще Тит обещал принести снятую с трупа кожу. Вооруженные, измазанные кровью, размахивая жуткими трофеями, римляне дойдут до неохраняемых ворот (вся стража либо перебита, либо разбежалась) и окажутся на дороге в Аполлонию. Аполлония, правда, недалеко от Кирены, что приснилась Тиберию и стала его самым страшным кошмаром. Но там восстание стихло – после того как город был полностью разграблен, а мятежники двинулись дальше. Так, во всяком случае, донесли Аттию его друзья, которым удалось переговорить с одним из прибывших из Кирены мародером. В Аполлонии беглецы сядут на корабль и доберутся до Лептис Магна. А уж в Лептисе их защитит римское оружие. Когда восстание утихнет, они без труда вернутся в Антиохию. Уплана имелось два изъяна – как пройти по объятому восстанием городу среди резни, как миновать ворота – это первая трудность. А вторая – владелец корабля наверняка заломит огромную сумму. И где взять эти деньги, Тит представлял плохо. Как и Тиресий.

Если бы не Аттий, Тиресий предпочел бы не рисковать и не отправляться в сомнительное путешествие, а держать оборону. Но сейчас выбора не было. Даже если Тиресию силой удастся захватить дом Аттия, без потерь не обойтись. Вонобий и Марк Антоний тоже решили уходить, и уходить по одному. Так что оставалось одно – бежать.

– Римские войска подойдут не скоро, – решил Марк Антоний, – попробую вместе с конкубиной и сыном пробраться в лагерь. У Аттия тут я сидеть не хочу.

Тиресий тоже подумывал о том, чтобы пробраться в лагерь легиона. Но не был уверен, что ворота лагеря откроются перед беглецами. Мелкий Турбон – не тот человек, что станет рисковать даже ради спасения гражданина.

Тиресий оценивал шансы на то, что удастся выбраться из города, как неплохие. Пока что восставшие, в основном, разрушали храмы и термы, в дома врывались редко – это Аттию так «повезло». Разрушили гробницу Помпея Великого. Но Помпею после Фарсал было уже на все в этом мире плевать, а уж теперь, мертвому, плевать вдвойне – решил Тиресий.

Центурион предложил Марку Антонию и Вонобию идти вместе. Хотя эти двое никак замаскироваться не могли. Любой с закрытыми глазами в них признает римлян. Вонобий отказался: у сестры были какие-то знакомые в городе, обещали укрыть. Но только ее с братом. Никого кроме.

– Тебе стоит попробовать… – сказал Вонобий Тиресию. – Никто не знает в такие дни, что принесет спасение, а что смерть.

– Идем вместе… – предложил центурион Марку Антонию.

В ответ тот зло мотнул головой: его сожительница была беременна, да еще маленький ребенок… нет, им не выбраться, не дойти ни до какой Аполлонии. Хорошо – если до лагеря легиона доберутся.

* * *

Тиресий решил двинуться в путь, едва стемнеет, – так проще сойти за повстанцев.

Достать одежду не составило труда – в доме Аттия оказалось немало долгополого парфянского платья, шапок и прочего – товары оставил сосед-торговец, прежде чем уехать в Антиохию в прошлом месяце.

Аррию трясло, когда она наряжалась мальчишкой, а Тиресий срезал ей волосы. Тит первым покинул дом с мешком и мечом под мышкой – его задачей было найти подходящие трофеи. Он вернулся довольно быстро с четырьмя головами в мешке и чьей-то кожей, снятой с тела весьма неумело – куски мяса и жира так и остались на ней, и с трофея капало. Аррия старалась не смотреть на принесенное. Тиресий дал выпить ей горячего вина с маком. Сделал и сам пару глотков. Потом передал чашу Титу. Дак глотнул последним и ухмыльнулся – похоже, кровавое буйство на улицах его мало трогало. Но Тиресию не понравился хмельной блеск в глазах юноши.