Доротея задумчиво мешала ложкой в чашке.

– Не знаю, но что-то здесь не так.

– Я и говорю…

Она отмахнулась:

– Я не это имею в виду. Подумай хорошенько. Ты знакомишься с классным парнем. Влюбляешься в него, он, похоже, тоже, и вы проводите вместе прекрасную ночь. На следующее утро тебе приходится трудиться, а он в одиночестве едет на пляж. На обратном пути он заходит в отель выпить кофе, и за столиком с ним оказывается какая-то старая дама. Если бы наш душевнобольной Гизберт фон Майер не разыгрывал из себя Джеймса Бонда, а твой отец не питал слабости к дурацким историям, в этом вообще не было бы ничего такого, правда?

– А как быть с адресом? И что за интерес к Марлен? А снимки пансиона?

– Это же все объяснено.

– Не вполне.

Вывести из отчаяния меня не удавалось. Перед глазами стояли Гизберт, Калли и отец, фотографии на дисплее и лицо Йоханна во сне. Разозлившись, я швырнула кофейную ложку в раковину. Ложка упала рядом.

– Ну почему мне так не везет с мужчинами?

– Кристина! – Доротея нагнулась и подняла ложку. – Ты ведешь себя так, словно тебе четырнадцать. Пусть даже Йоханн Тисс не самый белый и пушистый, но ты в любом случае провела с ним прекрасную ночь. Когда у тебя последний раз был секс? Два года назад? Самое время заняться этим снова.

Я не нашлась что ответить. Последний раз это случилось два с половиной года назад. Доротея поняла мое молчание как согласие.

– Вот видишь. Ты тут с нашими стариками совсем из ума выжила. Тисс – брачный аферист? Никогда не поверю! Поговори с ним, он такой сексуальный.

Может, Доротея и права, может, я и в самом деле заразилась от ГфМ и Хайнца, но все-таки Йоханн вел себя не как только что влюбившийся человек. По крайней мере не этого я от него ожидала.

В этот момент в окно постучала Марлен, Доротея открыла.

– Кристина здесь? Я везде ее ищу. А-а-а, вот ты где. Ты своими глазными каплями всю тушь размазала.

Доротея взглянула на меня.

– Каплями?

– Ну да, у нее же конъюнктивит, Хайнц добыл ей глазные капли, а что тут смешного? – Марлен остановилась, глядя на развеселившуюся Доротею. – Ну, не важно. Скажи, Кристина, ты знаешь, что Йоханн Тисс съезжает? Он расплатился и сказал, что перебирается в «Георгсхёе», и если ты захочешь, то сможешь найти его там.

– Забудь. – Гнева во мне было столько же, сколько и отчаяния. – Вот видишь, – повернулась я к Доротее.

Взгляд Марлен метался между нами.

– Мне кто-нибудь объяснит? А что там у Тисса с Калли и Хубертом?

Этого и я не знала.

– А что такое?

– Когда он стоял у стойки, под окном пробежали Калли с Хубертом, и он тут же отступил в тень.

Доротея ухмыльнулась:

– Все больше и больше походит на сумасшедший дом. Может, Калли был вооружен?

Я вспомнила, что говорил мне Йоханн.

– Калли следил за ним. В очередь с Гизбертом. Наверное, Йоханн не хотел с ним встречаться.

Доротея расхохоталась:

– Калли следил? Боже мой, у вас тут как на Диком Западе, я уже ничего не понимаю.

– Ну конечно, если голова забита Нильсом и есть возможность слинять на Юист.

Меня бесило, что Доротея так легко воспринимает крушение моей личной жизни.

– А теперь ты еще и смеешься.

Физиономия Доротеи повеселела еще больше.

– Ты права. Что ж, я вся к услугам вашего величества, могу выяснить то-се, там-сям пошпионить, могу даже приговор в исполнение привести, все, что пожелает ваше величество.

– Что здесь происходит? – Рядом с Марлен неожиданно возник папа и заглянул в окно. – Какое величество?

Доротея склонилась в поклоне.

– Ваше. Ваше величество, король Хайнц, и принца Гизберта, разумеется. Я тоже хочу охотиться за преступником.

– Это не смешно. Это мужское дело, и вам лучше не вмешиваться. Мы там закончили, можете начать уборку.

– Слушаюсь, мой Хайнц! Пойдем, Кристина, наведем красоту в этой сараюшке, отвлечемся.

Папа наклонился вперед.

– С глазами по-прежнему плохо?

Я поднялась и поставила чашку в раковину.

– Нет, папа, капли помогли, спасибо. Я сейчас приду.

Он поймал меня у входной двери и внимательно посмотрел в лицо.

– Но тебе все-таки грустно, да?

Я закусила губу и покачала головой.

– Если я что-то могу сделать…

Он робко улыбнулся. Хайнц никогда не навязывается.

– Я люблю тебя, папа.

Я поцеловала его в щеку и пошла мыть полы.

Р. Бендикс

Сидя в пляжном кресле и поджидая остальных, я рассматривала свои сморщившиеся от воды руки. Было почти восемь, мы все закончили, и в отличие от Марлен, Доротеи и Гезы никакого желания переодеться у меня не возникло. Сегодня был какой-то сумасшедший день. Еще утром жизнь казалась мне прекрасной, в обед появился Гизберт Разрушитель, и теперь все лежало в руинах. Йоханн съехал, я несчастна, девушки сочувствуют, а команда пенсионеров планирует отстрел любимого. Так что я прекраснейшим образом могу остаться в грязном. Мне теперь все равно.

Марлен, в чистых джинсах и белой футболке, с волосами, мокрыми после душа, села напротив меня.

– Чему я рада, так это тому, что мы все закончили. Мебель привезут рано утром, около восьми. А мне завтра придется съездить в банк, подругому не получается, но вы-то здесь будете. Я к половине девятого вернусь. Ты меня слушаешь?

– Что? – При слове «банк» мне опять вспомнился Йоханн. Если он банкир, конечно, может, и тут наврал. – Разумеется, я тебя слушаю. Завтра нам нужно в банк.

– Кристина!

А он мне врал? Вообще-то он всегда вел себя уклончиво. А влюбленные мужчины так себя не ведут.

– Да?

Марлен строго на меня посмотрела:

– Ты не слушаешь, витаешь где-то, и я догадываюсь где. Я кое-что тебе скажу, пока не появились наши «мальчики». Я не верю ни одному слову из этих глупостей. Йоханн Тисс славный парень. Может, он и решает сейчас какие-то свои проблемы, но они уж точно никак не связаны с богатыми старухами. Я, в конце концов, тоже кое-что понимаю в людях. Сама подумай, человек приехал в отпуск, а его вдруг начинают подозревать бог знает в чем, и, как в третьесортном кино, за ним неотступно ходят какие-то старики, я тебя умоляю. А потом и ты начинаешь вести себя по-дурацки. Мне кажется, он действительно в тебя втрескался…

– Кто втрескался? – Голос у папы был опасно дружелюбным.