Ну и главное, что в третьем часу ночи разбудило всех четверых одновременно, – это тяжелый, надрывный рокот моторов и шелест лопастей вертолета. Причем вертолета не одного, а парочки, а то и трех. Как оказалось, над лесом идет планомерное прочесывание в ночное время! Да еще и с использованием прожекторов!

Пока вынули две ветки лапника вверху да осмотрелись, отблески прожекторов пропали окончательно, а чуть позже и гул вертолетов стих в отдалении. Выходить наружу из шалаша и впускать внутрь ночную прохладу не было ни малейшего резона. В любом случае подать спасателям хоть какой-то сигнал было нечем. Поэтому ветки уложили на место, а проснувшееся возбуждение потребовало немедленного обсуждения события.

– Очень странно выглядит сама попытка производить поиски среди ночи, – поражался Сергей Николаевич. – В любом случае прожекторы в тайге бесполезны. Гораздо предпочтительнее просто летать и высматривать отблески костра.

– Значит, где-то рядом с нами есть небольшие полянки, – стал размышлять Чарли Бокед, – которые и просматривали спасатели. Логично, что любой человек, оставшийся в живых, вышел бы на гул вертолета на открытое пространство. И уже там… – Англичанин замолчал, а потом выдал обеспокоенно: – Как по мне, то выйти на поляну – смерти подобно.

Тотчас подал голос и Евгений:

– Может, это совсем и не спасатели?

– Скорее всего.

– Чарли, ты на что намекаешь? – возмутилась Лилия. – Что нас даже ночью пытаются убить?

– Мне так кажется.

– А что бы случилось, устрой мы тут яркую иллюминацию в виде костра?

– Ничего хорошего, – печально вздохнул сыщик. – На нас могли сбросить бомбы или напалм. Может, и еще чего более неприятное.

В голосе Монро послышались истерические нотки:

– Не скажу, что в Америке меня не пытались убить, но Россия в этом деле явно лидирует! Тут все делается с каким-то невероятным размахом, не считаясь с гигантскими просторами и количеством невинных жертв. Кошмар! Мы даже костер разжечь не имеем права! А нас запросто могут сжечь вместе с морем тайги, сбросив на головы напалм!

Академик попытался женщину успокоить:

– По большому счету мы живы и нам пока ничего страшного не грозит.

– Ха! Ты шутишь, Сергей? Какое выживание? Да я уже до утра умру и от голода и от жажды одновременно! А если и выживу, то меня после рассвета сожрут окончательно проклятые комары!

– Мы так и не успели поговорить на тему вашего похудения, – деликатно вмешался в спор голос Евгения. – Но я хочу заверить вас, Лилия, что энергетические запасы вашего тела помогут безболезненно пережить не просто десятидневное голодание, но и пятидневное отсутствие воды. Надо произвести определенный моральный настрой, и тогда вы будете поражены способностями собственного организма к выживанию.

– Во-первых, Евгений, давай обращаться на «ты», – послышался в ответ строгий женский голос. – А во-вторых, как произвести этот твой настрой? У меня от голода уже начинают руки и ноги трястись, желудок давно сам себя переваривает, скоро вообще соображать перестану!..

Громкое восхищенное хмыканье академика заставило ее заинтересованно примолкнуть. И тому ничего не оставалось сделать, как пояснить:

– Мне и глаза закрывать не надо, чтобы видеть, как прекрасная женщина моего образа красиво, хоть и несколько жеманно строит глазки и пытается наговорить на себя разные напраслины. Тогда как в ее ауре просматриваются достаточные силы для чего угодно: хоть для голодания, хоть для дальнейшего похода через всю тайгу! – Сказал, присмотрелся и тут же сдал назад в своих комментариях увиденного: – Нет, через всю тайгу прекрасная женщина идти не собирается. Нахмурилась, озабоченно кусает губы. Вот сейчас высматривает кого-то для очередной ссоры.

– Сергей! Прекрати на меня ябедничать! – досадовала Лилия. – Если уж сам без разрешения за мной подсматриваешь, то это не значит, что имеешь право кричать об этом на весь лес!

– Да ладно тебе, Лилия! – попытался приструнить коллегу Бокед. – Нам ведь тоже интересно знать, что скрывается за твоими словами. Вон ты, оказывается, какая притворщица. Кто бы мог подумать!

– А сам какой?..

– Тсс! – зашипел Евгений. – Кажется, опять летят.

Все на время затихли.

– Нет, улетели в другую сторону. Вроде как к болоту.

Так как у иностранцев в ауре просматривалось удивление, Чернов-старший в охотку пояснил:

– У моего сводного братца феноменальный слух. Может при желании услышать, как блоха перебирает по потолку копытцами.

– Ну вот, – капризно надул губки женский образ на мысленной картинке у Сергея Николаевича, – совсем мой сон перебили. Так что давай, Евгений, колись: что ты еще умеешь и какими уникальными свойствами обладаешь?

Найденыш примолк, но так как возражения ни от кого не последовало, то решил пересказать свою земную биографию. Тем более что и сам, взбудораженный прилетевшими вертолетами, сонливости не чувствовал. Все-таки пять часов сна значительно восстановили силы.

– Трудно выбрать момент, с которого следовало бы мне начать свое повествование. Но я, пожалуй, начну со своего второго дня рождения, с того, как меня спас Сергей. И представлялось мне это все таким образом…

Девятнадцать лет назад Найденыш и в самом деле родился повторно. Вначале он вообще ничего не мог вспомнить и себя не осознавал. Полные провалы сознания чередовались с какими-то туманными проблесками света и ударами по слуху бессмысленного гула голосов. И только где-то на периферии сознания маячило понимание, что ему вкалывают страшную, жутко вредную для организма дрянь. Но ни сил, ни желания воспротивиться этому так и не возникло. Потом колоть перестали, и проблески света стали растягиваться, увеличиваясь по времени. Чуть позже и чье-то лицо стало всплывать перед глазами все чаще и чаще. Лицо выражало заботу, сочувствие и жалость, губы исторгали незнакомые звуки, глаза лучились теплотой, состраданием и заботой. Наверное, точно так же воспринимает младенец появление возле себя родной матери, все больше и больше привыкая к ней, и в попытках повторить слышимые звуки начинает осваивать речь, самое мощное и доступное средство общения.

Потом Евгений стал понимать и реагировать на свое имя. Чуть позже с усердием и жутким, непонятным самому себе желанием попытался повторять звуки и слова. И затем, как-то очень быстро, неизмеримыми рывками стал осваивать разговорную речь. Причем каждое впитываемое сознанием слово не требовало повторных объяснений. Оно тут же ассоциировалось с какими-то понятиями, укладывалось в определенный ряд и уже навсегда соответствовало нужному образу.

– Мне вначале казалось, что я ребенок, – с чувством припоминал Евгений. – И когда я осознал себя большим и взрослым, это был настоящий удар по моей психике. У меня начали пробиваться странные картинки воспоминаний из моей прежней жизни.

Вначале он принял эти картинки за сон, за кошмары, за плод больного воображения. Но чем больше учился и осознавал самого себя, тем больше осознавал, что подобного воображения у него не могло быть по умолчанию. Следовательно, это не что иное, как все-таки воспоминания.