– Очень хорошо, – наконец сказала судья. – Я назначаю сто пятьдесят тысяч по обвинению в изнасиловании, семьдесят пять – в похищении, двадцать пять – в нападении. Размер залога составляет двести пятьдесят тысяч долларов.

Ксавьер вновь посмотрел на Харрингтона. Харрингтон на него не смотрел.

Охранники вывели его из зала суда. Харрингтон нагнал их в коридоре, сказал:

– Дайте нам минутку.

Сумма залога в четверть миллиона выглядела безумной, но первый вопрос Ксавьера был другим:

– Что это за бред насчет похищения?

– Судя по всему, окружной прокурор прочитал ваше дело повнимательнее и решил, что улик может быть недостаточно, поэтому добавил еще кое-что. Его стратегия направлена на повышение ставок, привлечение максимального внимания со стороны СМИ. Он намерен выставить вас опасным преступником, – Харрингтон с отвращением мотнул головой. – Он всерьез взялся за дело.

В ушах Ксавьера зазвенело, кровь прилила к голове, к лицу. Всерьез взялся за дело.

– И… двести пятьдесят тысяч? Где я, черт возьми, их возьму? – Ему негде было их взять. Ему придется гнить тут, пока не вынесут приговор. А может, еще дольше. Может, всю жизнь.

– Вам не придется платить всю сумму, – сказал Харрингтон. – Большую часть заплатит ваш поручитель под залог. Вы – только десять процентов.

– Двадцать пять тысяч, – сказала Вэлери, подойдя к ним.

– Именно.

– Но после суда нам их вернут, да?

Адвокат покачал головой.

– Нет. Их вернули бы, если бы вы сами заплатили всю сумму. Хотя бы большую часть. Если же вам нужен поручитель, то десять процентов – его гонорар.

– Значит, – пробормотала Вэлери, – если у меня есть четверть миллиона в свободном доступе, я ничего не теряю. Но если я вхожу в девяносто девять процентов людей, у которых ее нет, я теряю двадцать пять тысяч. Очень справедливо!

– Мне жаль, – Харрингтон повернулся к Ксавьеру. – Теперь, с учетом обстоятельств, я вновь задам вам вопрос: вы уже подумали о том, чтобы признать свою вину? Пока от вас этого не требуется. Я еще переговорю с окружным прокурором.

– Нет, – Ксавьер повернулся к матери. – Я скопил тысяч пять. Если поможешь с остальным, я потом тебе отдам.

– Я займусь этим вопросом.

– Прости, что втянул тебя в это все, мама, – его голос дрогнул. – Не могу дождаться, когда выйду отсюда.

– Я знаю, солнышко, – сказала Вэлери. – Я тоже.

Охранники уже тащили его обратно в камеру.

– Скоро поговорим, – крикнул ему вслед Харрингтон.

Эстер, вызвавшая столько гнева, когда книжный клуб обсуждал «Лолиту», предсказуемо заявила на новом собрании клуба – в доме Эллен, без Вэлери:

– Не надо ей было идти с ним в лес. Ни с кем не надо ходить в лес, где может случиться неизвестно что.

Белинда предсказуемо ответила:

– Лучше бы это знал Ксавьер.

– Вы же не хотите сказать, что он в самом деле ее изнасиловал? – возмутилась Эллен.

– Но если это так? – спросила Келли.

– Никого не хочу обидеть, – сказала Эллен, – но, может, вы все это говорите, потому что вы – белые, а он – нет?

– Ты защищаешь его, потому что Вэлери – твоя близкая подруга, – ответила Келли. – Лично я считаю, что он ее изнасиловал, потому что она дала обет невинности и относилась к нему всерьез. Вы все это помните. Все слышали разговор на вечеринке в честь новоселья. Я видела там Ксавьера. Видела, каким взглядом он смотрел на Джунипер – как ястреб на кролика.

– Прекрати, – сказала Эллен. – Я знаю Ксавьера с рождения. Очевидно же, что Джунипер сама соблазнила его и подставила в отместку за то, что Вэлери судится с Брэдом.

– Это я и говорю, – заявила Белинда. – Ему надо было подумать, прежде чем связываться с ней.

– Хэнку было видение, – сказала Эстер.

– Что? – изумилась Белинда. – Видение?

– Умирающие люди видят то, чего не видим мы. Он сказал, что видит свежую могилу.

– Чью?

– Я спросила его – это твоя могила? Но он сказал, что нет.

– Это ни о чем не говорит, Эстер, – сказала Эллен. – Наверняка совсем никак не связано с Ксавьером.

– Хэнк говорит, связано.

– Что конкретно он говорит?

– Говорит – ничего этого не случилось бы, если бы Том не погиб такой смертью. Тогда Ксавьер не ненавидел бы белых.

– Господи Иисусе! – воскликнула Эллен. – Ксавьер не ненавидит белых!

– Может, это могила Тома, – предположила Белинда, – и он пытается связаться с нами через Хэнка.

Эстер, привыкшая, чтобы последнее слово оставалось за ней, неважно, согласны мы с ним или нет, сказала:

– Может, хватит об этом спорить, и давайте лучше обсуждать книгу?

– Так вот, – сказал Карл Харрингтон, прежде чем Ксавьера выпустили под залог, – объясняю, как быть дальше. Не покидайте границы штата. Не вздумайте не явиться на следующее заседание суда, иначе вас вернут за решетку, несмотря на залог. Не нарушайте законов – даже штраф за неправильную парковку может всерьез осложнить ваше положение. И ни при каких обстоятельствах не пытайтесь встретиться с Брэдом Уитманом или его приемной дочерью. Держитесь от их собственности на расстоянии не меньше пятидесяти футов.

– Это невозможно. Они живут в соседнем дворе.

– Вы меня поняли, – подчеркнул Харрингтон. – Не облажайтесь. Я поговорю с прокурором, постараюсь его прощупать. Потом обсудим.

Разговоры, разговоры. Слишком много разговоров, думал Ксавьер, переодеваясь, – и никаких действий, никакого решения проблемы. Что значит для них все это? Работу. Только работу, больше ничего. Его жизнь укладывается в их график с девяти до пяти.

Натянув те же футболку и шорты, что были на нем в парке в тот злополучный день, Ксавьер вышел из здания тюрьмы, сел в машину Вэлери. Когда они отъехали, спросил:

– Где ты взяла деньги?

– Не волнуйся об этом. Главное, что ты на свободе.

Свобода. Свежий воздух. Солнечный свет. Влажность. Листья. Машины. Макдоналдс. Автомойка. Магазин велосипедов. Кофейня. Детская площадка. Парк. Кафе. Книжный магазин.

– Ты взяла мои сбережения, да?

– Я не хотела, но…

– И свои потратила.

– Мне плевать. Ты для меня важнее денег.

– Сколько запросил Харрингтон?

– Мне пришлось выписать ему чек на десять тысяч.

– Значит… все это уже обошлось нам в тридцать пять. Господи. Защитят ли меня десять тысяч?