Утром, едва рассвело, «флорентийские братья» поспешили на рынок, где купили себе в дорогу хлеба, сыра и вяленого мяса, а также меда и сушеных ягод. Затем Донато отыскал подходящую ему лопату — прочную, но с короткой рукояткой, чтобы можно было спрятать ее в мешок и она бы не бросалась в глаза. После этого молодые люди зашли в лавку, где продавались ткани и одежда. Платье для Марины нашлось только одно, да и то латинского покроя, но пришлось его купить, потому что другие казались слишком широки или, того хуже, выглядели поношенными. В этой же лавке Марина, помня свою первую ночь на неуютном постоялом дворе, посоветовала Донато купить еще кусок полотна и две шерстяные накидки.

Пока он договаривался с продавцом о цене и укладывал покупки в дорожную сумку, Марина выглянула из лавки — и тут же, вздрогнув, отпрянула назад. Как раз напротив, возле мастерской ткачей, она увидела свою кафинскую подружку Зою, которая стояла с грустным и рассеянным видом и, казалось, ничего не замечала вокруг. Такое настроение было совсем не присуще всегда веселой и подвижной Зое, и Марина невольно подивилась, почему ее подруга вдруг очутилась в Сугдее, да еще так погрустнела. Впрочем, мать Зои была сурожской славянкой; возможно, девушка приехала сюда в гости к родичам. Но как бы там ни было, а показываться на глаза кому-либо из знакомых, даже лучшей подруге, Марина сейчас не могла, а потому растерялась и спряталась в лавке. Но тут из ткацкой мастерской вышла пожилая женщина, взяла Зою за руку и увела на другой конец рынка. Марина осторожно выглянула им вслед и с удивлением заметила, что Зоя идет как-то неуверенно, спотыкаясь, словно человек, который смотрит в одну точку, а не себе под ноги.

— Что-то случилось? — спросил Донато, обнаружив, что Марина за кем-то наблюдает.

— Так… ничего. Здесь почему-то оказалась моя подруга из Кафы. Но она, слава Богу, меня не заметила.

— Надо поскорее уезжать из города, пока еще кого-нибудь не встретили.

А у Марины вид печальной Зои вызвал смутную тревогу и тоску: что там сейчас творится в Кафе, какие, может быть, перемены случились за это время? И что сама она там увидит, вернувшись? При мыслях о матери у девушки даже слезы навернулись на глаза.

Скоро молодые люди выехали из города, не встретив на своем пути знакомых и не бросаясь в глаза горожанам. Сейчас, в пору весенних работ и торгов, все вокруг пришло в движение и проезжие всюду были обычным делом.

От Сугдеи южная дорога вела к городку Козио, славившегося своими винами, а северная, петлявшая между горными хребтами, — к Отузам. По этой дороге и поехали Марина с Донато, направляясь к только им известной цели. На западном склоне высокой горы стоял греческий монастырь во имя святого Георгия, и у Марины сначала мелькнула мысль пойти помолиться в монастырскую церковь, но потом она вдруг испугалась, что может встретить там кого-то из феодоритских знакомых, а то и самого отца Панкратия. При мысли о священнике девушка почувствовала себя грешной обманщицей, и на сердце у нее стало тяжело.

Чем ближе были знакомые места, где она когда-то нашла спасительное убежище, тем тревожней становилось у нее на сердце. И, словно задавшись целью усугубить эту смутную тревогу, тучи все более плотно затягивали небо, не давая пробиться солнечным лучам. Внезапный порыв ветра шумно пронесся по кронам деревьев, едва не сорвав с Марины шапку, под которую она прятала свою туго заплетенную косу.

— Похоже, будет гроза, — заметил Донато, с беспокойством поглядывая вокруг. — Наверное, лучше где-нибудь укрыться. Повернем в Козио?

— Нет, не надо! — звонким голосом воскликнула Марина. — Мы уже близки к цели! Видишь ту скалу за обрывом? Это в ней пещера!

Девушку охватило какое-то странное возбуждение, почти азарт, как у игрока, решившего во что бы то ни стало добиться победы. Донато, словно заразившись ее настроением, пришпорил коня и с криком «вперед!» помчался вверх по горной тропе. Далекие раскаты грома только усиливали мятежное состояние путников, столь близких к своей заветной цели.

Дождь хлынул, когда они уже одолели подъем и поехали шагом вдоль опасного обрыва.

— Ты не промокнешь? — оглянулся на спутницу Донато.

— Ничего! — откликнулась она весело. — Это даже лучше, что дождь: ты сможешь увидеть хризму на камне! Эта гроза — знамение свыше, притом — благоприятное знамение!

Вход в пещеру, прикрытый выступом скалы и кустом можжевельника, был по-прежнему незаметен, но теперь пройти мимо него было невозможно: древний христианский знак проступал на каменной плите, вызванный к жизни струями небесной воды. Потрясенный Донато несколько мгновений смотрел на хризму, потом, опомнившись, спрыгнул с коня и помог сойти Марине, которая тут же нырнула в пещеру. Донато привязал лошадей к ближайшему дереву, снял мешки с поклажей и пошел в укрытие следом за Мариной.

— Словно послание от далеких предков… — прошептал он, оглядывая пещеру изнутри. — Дай Бог, чтобы сказка имела удачный конец.

Не теряя времени, он вытащил из мешка лопату и, перекрестившись, принялся копать у дальней стены пещеры. Марина заметила, что руки его слегка дрожат. Девушка и сама ощущала внутреннюю дрожь, наблюдая за Донато. У нее было чувство, что клад в скале — это не просто золото и драгоценности, но и духовное наследие от первых христиан, которые еще не делились на православных и католиков. И Марина уже давно загадала, что если они с Донато найдут сокровище, то это будет знаком того, что их любовь получила благословение, несмотря на все внешние преграды. Если же клада на месте не окажется — значит, ей не позволено и не суждено быть с любимым…

После долгих минут усердной работы Донато и тревожного ожидания Марины лезвие лопаты наконец уперлось в металлический предмет. Раскопав землю вокруг, Донато извлек из нее потемневший от времени медный ларец и, тяжело переводя дыхание, вытерев пот со лба, снова перекрестился. Наступила решительная минута. С помощью ножа Донато принялся открывать долгожданную находку. Замок оказался нехитрым, но от многовекового земельного плена крышка словно приросла к корпусу ларца, и с ней пришлось долго провозиться. Когда же она наконец поднялась вверх, взорам молодых людей предстало сверкающее великолепие неподвластных времени сокровищ. Алмазы, изумруды, рубины и сапфиры переливались в золотых оправах колец, серег, подвесок и диадем, созданных руками искусных древних мастеров. Сокровища, некогда положенные в ларец знатными христианами Рима, которые надеялись основать свою церковь и начать новую жизнь где-нибудь вдали от грозного императорского города, теперь были снова открыты для мира и могли послужить добру или злу.

На мгновение Марине показалось, что она вот-вот лишится чувств, и девушка осела по каменной стене прямо на землю. Донато встревоженно кинулся к ней:

— Что с тобой? Тебе плохо?

— Нет, ничего… — Она поднялась, опершись на руку Донато. — Это просто от потрясения… и от вида всей этой старинной красоты.

— Да, прекрасно, не правда ли? — Донато взял в руки ожерелье из алмазов и рубинов, полюбовался им на свет, потом поднес его к груди Марины. — И это наше! Самые лучшие из них я не продам, чтобы ты могла украсить ими себя.