Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Какие? – переспросил Артур и смачно захрапел.
Пришлось закрыть его в номере снаружи, чтобы случайный воришка не поживился остатками наших средств.
Мысль о деньгах опять заставила меня задуматься о том, стоит ли продавать отцовский дом? Но я даже представить не могла себя в тех стенах, где отец вновь и вновь предавал мою маму. Могу поклясться, что задохнусь еще на пороге. И уж точно не осилю лестницу.
Этот фешенебельный дом был мне не по размеру, как роскошный бриллиант, соскальзывающий с пальца. Я не любила его и собиралась избавиться от него, не испытывая ни малейших угрызений совести.
Меня смущало другое: если я обзаведусь такой кучей денег, что необходимость зарабатывать покажется дурным тоном, не проведу ли остаток жизни с книжкой на диване? Такая перспектива была до того заманчива… Но я понимала: неправильно потратить отпущенное мне время именно так. Разве Бог одобрит полную праздность? А прогневать Его мне совсем не хотелось. Хотя бы потому, что мама наверняка попала в рай, а я только о том и думала, как бы воссоединиться с ней после смерти. Значит, стоило приложить усилия и провести в этом мире время с пользой, чтобы моя жизнь не показалась Ему бессмысленной и несмешной шуткой.
Именно поэтому я никак не решалась обременить себя богатством. Хотя в нем полно приятных сторон! Например, сейчас я смогла бы позволить себе не комнатку два на два метра, а сверкающий люкс с джакузи, побаловала бы себя какой-нибудь диковиной вкуснятиной… Хотя, черт возьми, что может быть лучше примитивных и вредных чипсов?!
Их я и прихватила в гостиничном ларьке, чтобы уединиться в постели с новым романом Таны Френч, который оказался довольно нудным на фоне ее же детективной серии, которую я обожала. Но чипсы и уважение к автору заставили меня примириться с неизбежностью провести время в глухой ирландской деревушке среди не особо интересных персонажей.
В какой момент я уснула, даже не почистив зубы, теперь уже и не вспомнить: последнюю главу пришлось потом перечитывать заново. Разбудил меня стук. Но не в дверь, а в стену, за которой проснулся Артур и рвался на свободу. Пришлось подняться и выпустить его из номера, выслушав ворчливую тираду:
– Уже десять часов, сколько можно дрыхнуть? Нет, ты действительно спала? Чудище! Умывайся и марш пить кофе. Я вчера попробовал, здесь неплохой варят.
Лестница в этом отеле была как в пятиэтажной хрущевке, но когда я стремилась к кофе, то подобных мелочей не замечала. Ресторанчик на семь столов оказался пуст, и я вздохнула с облегчением – можно будет продолжить разговор, оборвавшийся храпом.
Опередив меня, Артур уже нес две чашки кофе:
– Прошу вас, мадемуазель! Ваш капучино.
– Почему не мисс?
– Действительно, – задумался он, глотнув эспрессо. – Ты больше похожа на англичанку: светлые волосы, голубые глаза, нежная кожа, тонкая кость.
– Ты как будто описываешь подозреваемого… Или труп.
– Привычка.
– Ты уверен, что англичанки выглядят именно так?
– А как, по-твоему, они выглядят?
Я пожала плечами: никогда не бывала на острове Шекспира, но, помнится, он описывал в сонетах темноволосую даму.
– Может, она была иностранкой, – возразил Артур. – Итальянкой или испанкой.
– Скорее итальянкой. Испанки страшненькие… Судя по фильмам.
– Ну не все, наверное? Была же Кармен!
– Одна на всю Испанию?
Он вдруг замер, не донеся чашку до губ:
– Вы так и не побывали там с мамой?
– Она хотела бы побывать там с тобой, – в этом я даже не сомневалась.
– Мы говорили о Париже…
– И в Париже.
Сделав последний глоток, Артур поставил чашку и заглянул мне в глаза:
– А ты хочешь в Париж?
– Нет. Я всегда мечтала о Лондоне. С тех пор как прочитала роман «Гринвичский меридиан».
– О чем он?
– О любви одного очень взрослого англичанина, бывшего режиссера, к русской девушке.
– И что в нем было необычного? В романе, я имею в виду. Довольно банальная история, нет?
– Нет. Там много мистики и даже фантасмагории. Много искушений и борьбы с собственными демонами. И любви, конечно… Пол Бартон, так его звали, встречается в Красном замке, который построили в самом центре сибирского городка, с самим собой в молодости. Тогда он был бунтарем и циником. Довольно безжалостным, из-за него погибли люди… И всю жизнь Пол боролся с собой, понимаешь?
– Вполне.
Он произнес это таким тоном, что я впервые задумалась: а много ли я знаю об Артуре Логове?
– А девушка? – спросил он. – Какая она?
– Робкая. Талантливая. Она художница. И ей предстоит сделать выбор между свободой творчества и любовью, семьей…
– Обязательно выбирать?
– Не знаю. Довольно тяжело совмещать все это.
– Если хочешь иметь многогранную жизнь, придется потрудиться. Ты вот хочешь этого?
Я понятия не имела, чего хочу. Если, конечно, не рассматривать всерьез вариант с диваном и книгой…
* * *
Уже на выходе из отеля, Артур предложил:
– Попробуй спровоцировать эту Милу так, как ты умеешь… Вдруг не так ровно она дышала к своему дяде, как нам кажется.
Меня передернуло:
– Фу!
– Ничего не «фу». Девочки часто влюбляются во взрослых мужчин. Ты же сама пересказывала мне любимую книжку!
– Но Павел же был ее дядей, – я просто отказывалась в такое поверить. – Это же… противоестественно. Как если б я, например, влюбилась в тебя.
Он расхохотался, блеснув зубами, а металлическая арка входа, отразив его смех, заискрилась золотом:
– В этом вся ты! Не бойся, для меня это тоже противоестественно. Но на свете полно людей, которых притягивают подобные отношения.
Сложив руки на крыше своей «Ауди», Логов посмотрел на меня уже серьезно:
– Почему я допускаю, что Мила могла в сердцах столкнуть Пашу? Это очень… импульсивный поступок. Разумеется, у нее и в мыслях не было его убивать! Она просто узнала, что он улетает, и помчалась в аэропорт.
– На чем?
– На такси. Но эту машину нам не отследить, – вздохнул Артур. – Мила могла поймать ее где угодно… Уж точно она не стала бы вызывать машину домой, учитывая, что ее отец работает таксистом.
Я припомнила:
– Камеры аэропорта ее не засекли…
– Нет. Но мы вообще не увидели того, кому махал Пашка. Этот человек угодил в слепую зону… Скорее всего, случайно. Вряд ли кто-то из этой семьи в курсе, где в аэропорту Симферополя такие участки.
С этим трудно было не согласиться. Но мне претила сама мысль, что Милка могла быть настолько двуличной… Хотя после того, как Ромка, целуя меня, прошептал имя Роксаны, чему еще можно удивляться? Он тоже казался мне милым и простым, как полевой цветок.