разногласиях хотя бы здесь, хорошо? Поругаться мы успеем и в настоящем, а тут поскорее бы со всем разобраться.

Ванрав посмотрел на Вильгельма так, словно он предложил ему спрыгнуть с крыши небоскреба.

– Тебя контузило опять? – спросил Лейман. – Или ты умом окончательно тронулся?

– Хорошо, давай хотя бы постараемся меньше ругаться. Идет? – выдавил Вильгельм и почувствовал, как что-то липкое, гадкое поползло по горлу, словно унижение, горечь вырвались и устремились заклеймить Почитателя. – Это для нас обоих важно.

– Ага. Меня годовой премии могут лишить, если что-то не так пойдет, – хмыкнул Ванрав, похлопал Вильгельма по плечу и пошел к дому.

– Так ты согласен? – спросил Вильгельм вслед.

– Посмотрим на твое поведение, – ответил Ванрав и улыбнулся, пока Почитатель не видел его лица. Но как только они поравнялись, вновь стал спокоен.

Посланников из будущего встретила управляющая домом: полная женщина с добрым лицом, большой родинкой на подбородке и ясными карими глазами. Вильгельм неожиданно для себя так обрадовался их встрече и проснувшемуся воспоминанию, что сердечно поздоровался с ней, позабыв, что они, скорее всего, должны были видеться прошлым вечером, ведь кареты во дворе не было, а значит он никуда не уезжал. Женщина, не обратив внимания на странное поведение, передала письма. Почитатель с улыбкой принял их и убрал в карман.

– Ты читал, что я тебе отправил? – спросил Ванрав, когда они поднялись на второй этаж, в личные комнаты Вильгельма.

– Читал. Только я все равно кое-что не понял.

– А я не сомневался, – сообщил Ванрав. – А был одним из лучших студентов.

– Я не про это! – воскликнул Вильгельм, сжал резную спинку стула и зыркнул на напарника. – Дело в том, что отравлять нас в параллельную реальность – это не лучшая идея. Что если мы здесь что-то натворим? Что будет с нашей… реальностью? Это ведь другая реальность в каком-то роде.

– А что с ней будет? – Ванрав плюхнулся в кресло, стоявшее в углу комнаты, прямо напротив большого окна, и сощурился, когда луч света коснулся его лица. – Мы-то там так и остались как бы.

– Мы там не остались, в том и дело! Там, конечно, время замедлилось, может, тут пройдет месяц или два, а там несколько дней, но что если что-то сломается? Я все рассчитал, здесь мы можем провести до пяти лет, а в настоящем с нашими настройками пройдет не больше трех месяцев, но вдруг… Вдруг что-то случится? Там ведь даже некому чинить бандуры, которые я натаскал в подвал. Они и названия их не знают.

– Что уже поделаешь, Вильгельм? Раньше надо было думать. И вообще, меньше думай о плохом, а то твои мысли могут материализоваться, – хмыкнул Ванрав, нагнулся и достал из нижнего ящика буфета 13бутылку спиртного. – Ты бы мог что-то другое предложить, но не предложил же. Где у тебя стаканы?

– Стаканы? Где-то должны быть. – Вильгельм задумался, подошел к тому же буфету и достал изящные бокалы на тонкой ножке из нижнего ящика. – Сам не дотянешься?

– Я с другой стороны сижу и не знаю, где ты что прячешь, – буркнул Ванрав и взял у Вильгельма два бокала. Он налил водки до середины, залпом выпил оба и только потом вспомнил, что не попросил ничего, чтобы закусить. – Заесть есть чего? Вкус ужасный у твоей водки.

– А этого у меня нет. – Улыбнулся Вильгельм, огляделся и заметил на столе одинокое яблоко. – На-ка, закуси яблочком. Может, даже не совсем сгнило. – И бросил Ванраву.

Ванрав поймал яблоко без труда, вгрызся в красный бок. Сладость яблочного сока так обрадовала его, что Ванрав даже замычал от удовольствия.

– Тебе бы их запатентовать, – проговорил Ванрав с набитым ртом. – Никогда ничего прекраснее не ел.

– Это нас во время полета пожевало знатно просто, а не мои яблоки, – говорил Вильгельм, расстегивая жилет. Он медленно, с особым удовольствием, стягивал верхнюю одежду, которой носили несколько слоев, чтобы остаться в привычной, хоть и ненавистно белой, рубашке. – А ты взял таблетки?

– У меня в доме должны валяться. Да и толку твою водку разбавлять, если она все равно отвратная? Лучше пьянеть от своей.

– Может, нам пока лучше вообще не пьянеть? У тебя будто бы нет ни одной жизни, в которой ты бы не старался напиться с людьми хотя бы пару раз в неделю. Побереги здоровье хотя бы до конца миссии.

Ванрав хмыкнул, но дерзить не стал. Конечно, мог бы и возразить, но в этот момент Почитатель был прав. И все же он не удержался, и когда Вильгельм достал из шкафа гребешок из слоновой кости и с особым усердием и сосредоточенностью начал расчесывать волосы перед зеркалом:

– А у тебя не было не-щегольской жизни, Эльгендорф. – Ванрав расстегнул воротник мундира, чтобы освободить немного места для мясистой шеи и второго подбородка.

– Каждому свое, – сказал Вильгельм и пригладил волосы. Ощущения незаконченности, забытой легкости на спине не нравились Почитателю. Все-таки он привык к длинным волосам.

Лейман почувствовал, как по рукам его пробежали мурашки. Вильгельм не менялся никогда, не старел, не набирал вес, но в свете, пробивавшемся сквозь полупрозрачные занавески, Почитатель показался Ванраву студентом из Академии, румяным, с блестящими глазами и улыбкой, которой Ванрав видел всего несколько раз, но обращена она была не к нему.

– Я пью с людьми только потому, что правду они умеют говорить только на пьяную голову. Думаешь, информацию для отчетов я тебе как-то иначе бы набрал бы?

– Звучит жертвенно.

Пусть Ванрав и занимал привилегированное положение в армии, вертелся в знатных кругах и слыл весельчаком и очаровательным мужчиной, Вильгельма в это время некоторые люди тоже знали. О нем редко судачили, но на балах и приемах он иногда был гостем. Эльгендорф владел магазином заморских товаров, от шелков до пряностей, дом на Мойке держал для рабочих встреч. В остальном же Вильгельм оставался незнакомцем даже для соседей.

– Ты что застыл? – спросил Вильгельм, когда остался в рубашке и брюках. Волосы распушились, на щеках появились красные пятна, всегда раньше появлявшиеся в ветреную погоду.

Ванрав смотрел на него и молчал. Будто спрашивал себя, не зря ли привез Вильгельма в прошлое. Но когда перебирал остальные варианты, которые расписывал дома, и вспоминал, какие могли быть последствия, понимал, что лучшего бы все равно не придумал.

– Задумался.

– Не думай много. Алкоголь с мыслительной деятельностью плохо сочетается, – сказал Вильгельм и улыбнулся.

Эльгендорф уселся за дубовый стол, достал письма и развернул несколько. Он окунул кончик пера в чернила, но, пробежавшись глазами по строкам, в надежде вспомнить эту часть жизни, понял, что не ответит ни на одно. Ванрав