Она почти добралась до третьего этажа. Ей так и виделось, как в коридоре их встречает рассерженная Игоша. Как она упирает руки в бока, как сурово сдвигает брови. Как светится довольством лицо Зерновой. Как вытягивается испуганной буквой «О» мордочка Кожиной. Как ухмыляется Макс Макс. Как тревога мелькает в глазах Разоренова. Как идет к ней навстречу Ожич. Чтобы помочь.

Все это она успела представить, но не увидеть. Потому что до третьего этажа не добежала.

По дому пронесся возмущенный мяв, грохот и звон. Шарахнула входная дверь. Рута Олеговна испепеляющим взглядом посмотрела на Таню. Кудряшова глупо хихикнула, не зная, что говорить. Видать, Хазатову удалось осуществить задуманное. Пока они тут бегали…

— Что вы опять натворили?

Таня силилась сдержать улыбку, но у нее это не получилось. От напряжения заболели мышцы щек.

Дверь грохнула с такой силой, что стены дрогнули.

Институт, а студентов за три дня они так и не увидели. Вообще ни одного человека за все это время. Хотя бы кто посторонний зашел…

На лестнице поднялся жуткий сквозняк. Юбка взлетела вокруг Таниных ног. Неприятный озноб пробежал от коленей, скрутил живот, заставил согнуть плечи. Консьержка заспешила вниз. Таня осторожно стала спускаться следом. Ноги окоченели, колени не гнулись. Нехорошее предчувствие, которое в ней поселилось еще днем, чернильным пятном расползлось по груди, болезненными иголочками впилось в запястье.

В распахнутую входную дверь поливал дождь. И прямо из воды составлялась невысокая фигура. Прозрачной акварельной краской выделялись черные волосы на голове, блестели пронзительные черные глаза.

Ветер швырял воду в холл, и вместе с этим ветром через порог шагнул Рява.

— Ну, здравствуй! — Он поднял голову и улыбнулся Тане страшной разъезжающейся улыбкой. — Вот мы и встретились.

Рута Олеговна набежала на водяную фигуру. Ветер плеснул на нее дождем, смял, растворил в серых струях. И тут же одна за другой стали гаснуть лампочки в холле. Сначала под потолком, потом на столе. С сухим щелчком ухнул в темноту светильник на лестнице.

Таня как замороженная стояла, вцепившись в перила. Шелест дождя отдалился, зато стали отчетливо слышны шлепающие по воде шаги. А вместе с ними… Нет, нет! Вместе с этими звуками стелилось шипение. Злое, отрывистое…

— Невессссста! — прошелестело в воздухе.

Перед Таней вдруг возник черный силуэт Рявы. От его ног к Тане потянулась гигантская змея. Ее черный глаз прожигал насквозь, гипнотизируя, лишая воли. Небольшая голова качнулась. Промелькнуло огромное тело. Змея упала на Таню всей своей многокилограммовой мощью.

Если проснулся и у тебя ничего не болит, значит, ты умер. А если проснулся, и тебе плохо так, что выть хочется? Родился, что ли?

Таня попыталась повернуться, но от малейшего движения по телу горячей волной разливалась боль. Она была не в одном месте, а везде. Боль забирала зрение и слух. Таня проваливалась в нее с головой, без сил и без желания выбраться.

Второй раз Кудряшова пришла в себя оттого, что боль уходила. По рукам, по ногам, по спине разливалась блаженная пустота. Таня чувствовала, что лежит на жестком холодном полу, усыпанном мелкой шершавой крошкой. Колючие частички впились в ладонь, когда она приподнялась. Ее неожиданно повело в сторону, Таня не удержалась и упала на локоть. Боль радостно затанцевала по плечу. Кудряшова зашипела, садясь ровнее, чтобы больше не падать.

Это снова было подземелье. Кромешная тьма не давала сориентироваться, но она узнала характерный запах. Тяжелый, с привкусом горчинки. И это был никакой не газ. Она помнила, как однажды поехала с мамой в Чернигов, небольшой светлый городок, расположенный на холмах. Они много гуляли по центру, фотографировались около кургана с пушками, а потом заглянули в кинотеатр, где тогда была передвижная выставка рептилий. И первое, что встречало посетителей уже на первом этаже, был запах. Резкий, неприятный. Десяток гадов размещалось в прозрачных аквариумах. Питоны, ужи, гадюки, полозы. Хозяин, противный толстый дядька, с гордостью демонстрировал своих любимцев, скармливая им живых мышей и кроликов. Таню тогда затошнило. Она даже подумывала отказаться от занятий своей любимой биологией. Одно дело, когда ты изучаешь семейство крестоцветных, и совсем другое — наблюдать, как одно существо пожирает другое.

Сейчас запах был такой же. Тяжелый, пригибающий к полу.

Из темноты раздался гулкий вздох. На мгновение стали видны стены с багровым отблеском огненного дыхания.

Дракон. Хорошо разглядеть его не удалось. Но увиденного хватило. Серый, под цвет стен, морщинистыми складками лежит бесконечное тело. Узкая длинная морда.

Навалившаяся тьма стерла картинку перед глазами, но память цепко держала увиденное, испуганно дорисовывая красный гребень, чешуйчатую шкуру, острые зубы в пасти, блестящий зеленоватый глаз. Захотелось подойти и если не увидеть, так нащупать, чтобы убедиться — все показалось, все фантазии!

Дракон? Ой, мама!

Таня вскочила, прыгнула, как ей показалось, в противоположную от рептилии сторону, врезалась в стену, метнулась туда-сюда, пытаясь вспомнить, была ли видна при вспышке дверь.

— Он спит! — раздался спокойный голос как будто прямо у нее в голове.

— Отпустите меня! — завизжала Таня, снова бросаясь в темноту, на стенку.

— Что вы орете? Оглохнуть можно.

— Ну, пожалуйста! — всхлипнула Кудряшова. Но страх был слишком велик, чтобы пустить спасительные слезы.

— Меньше шума! — Голос был недовольный, скрипучий.

— Кто вы?

— Тот, кого чаще всего зовут.

В темноте раздался звонкий, словно бумагу резко разорвали, щелчок. Появился огонек.

Таня снова шарахнулась, ожидая, что шаровая молния непременно ударит в нее. Но огонек не двигался, недовольно постреливая искорками. Перед Кудряшовой стоял тот, кто утек по тонкой струйке кофе, кто вернулся с дождем, кто назвал ее красивой и рассказал историю мельницы.

— Рява.

— К вашим услугам, — черноволосый слегка поклонился, но в этом движении было больше издевательства, чем уважения.

— Где я? — Слабый свет огонька не доставал до того места, где сопел дракон, но зато его хватало, чтобы рассмотреть — между ней и драконом в стене дверь. Туда!

Таня успела лишь приподняться, а Рява уже стоял, прислонившись плечом к двери.

— Пусти! — Обойти не получится, только обмануть. Но как?

— «Где я?», — неприятно передразнил Рява. — Тебя сейчас интересует другое. А где — ты и сама знаешь.

Проклятая церковь Олевисте! Она как Бермудский треугольник затягивала в себя зазевавшихся туристов. Но не всех. Кое-кто опоздал. Зря Зернова наряжалась. Ее здесь уже никто не ждет.