Он пожелал Карен спокойной ночи и поблагодарил за помощь. Когда она ушла, он попытался понять, что за мысль засела в его подсознании и весь вечер не дает ему покоя. Это было как-то связано с лестницей и дверью спальни, находившейся всего в паре футов от верхней ступеньки. Любой, кто выходит из этой двери, может легко упасть с лестницы, как Чэпмен, хотя, конечно, тот упал отчасти потому, что, ударив Вексфорда, потерял равновесие. Он попытался сосредоточиться. Снова прокрутил случившееся в голове.

Лестница и дверь в спальню в доме Сильвии расположены так же, как и в «Антриме». Это и неудобно, и непродуманно, но вполне безопасно, если быть осторожным. Предположим, кто-то подходит к этой двери… Нет, не «кто-то», а Джоанна Трой. Ведь он сидит в этой самой комнате, делает нескончаемую и утомительную домашнюю работу, которую должен закончить по требованию отца, вечно призывающего выполнять все школьные обязанности. И вот Джоанна подходит к двери, стучит — возможно, для того, чтобы попросить его выключить свет и лечь спать. Наверное, Роджер и Катрина просили ее следить за тем, чтобы дети не засиживались допоздна. Возможно, она уже подходила к двери дважды или даже трижды, и на этот раз он, выведенный из себя, распахивает дверь настежь и отталкивает ее.

Нет, невозможно. Пятнадцатилетний мальчик не может сделать такого, если, конечно, у него нет наклонностей уголовника и психопата.

В расследовании каждого дела, особенно запутанного, наступает момент, когда следователь оказывается в тупике, когда кажется, что пути вперед нет, а ни одной непройденной тропинки не осталось. Именно так сейчас ощущал себя Вексфорд, расследовавший дело об исчезновении детей Дейдов. Когда он вышел на Истинных Евангелистов, то подумал, что появилась серьезная зацепка, но допросы, проведенные коллегами, ничего не дали, кроме того, что Джайлз Дейд был одним из истинных евангелистов и что все они знали леса Пэссингэм-Холла. У каждого из старейшин было алиби, подтвержденное женами, а в некоторых случаях и детьми. Раньше Вексфорда интересовало прошлое Джоанны Трой, но лишь в связи с подозрением, что убила она, а не ее. Теперь, когда она мертва, вероятнее всего, убита, анализировать ее личные проступки не имело смысла. Кого волнует, что ее обвинили в краже денег у ученика? Что ее брак распался? Что она напала на мальчика, который несколько лет спустя умер, сорвавшись с обрыва? Она была мертва, и машину с ее телом столкнули на дно заболоченной каменоломни. А что касается всех подростков, тесно или отдаленно связанных с ней, — Джайлза и Софи, Скотта и Кэрри Холлоуэй, дочки Ховава Уинтера, — то они бы все равно фигурировали в ее прошлом. Ведь она была учительницей.

Дети Дейдов, скорее всего, тоже погибли. Вексфорд знал, тело найти легко, если оно захоронено на заднем дворе или по соседству, но насколько же сложнее становятся поиски, когда убийца прячет труп в каком-то отдаленном районе, возможно, за сотни миль отсюда, может быть, там, где он никогда и не был. Вексфорд знал, что надо обдумывать ситуацию со всех сторон, смотреть на нее со всех точек зрения, даже если делал это уже не раз. Но с каких сторон? С каких точек? С чего начать?

Что ж, он может расспросить Линн Фэнкорт о школьных друзьях детей Дейдов, хотя большинство из них выбыло из дела. Это в Академии в Сьюинбери носили коричневую форму с золотым галуном, и Дора сказала, что в такой форме она видела дочку Уинтера, когда та разносила газеты.

— Как ее зовут? — спросил он Дору.

— У нее одно из этих странных библейских имен. Серна.

— Серна?

— Я же сказала, оно странное. Если вдуматься, имя Дебора не лучше, просто одно модное, а другое — нет.

Он обратился к Линн:

— А она в списке?

Линн просмотрела записи.

— Нет. Разве она дружила с Джайлзом или Софи?

— Не знаю. Они почти ровесники и ходят в одну школу. Она живет недалеко от нас, ее отец киоскер с Квин-стрит.

— Вы хотите, чтобы я туда пошла и спросила ее, не знала ли она Джайлза, сэр?

Зачем? Бога ради, что это даст? Он покачал головой:

— Если я решу, что это необходимо, то пойду сам.

Еще одно разочарование. Он утешал себя мыслью о том, что, по крайней мере, его саду больше ничего не угрожает, хотя многие дома в низине Кингсмаркэма, особенно те, что стоят вблизи берега, снова оказались подтоплены. Сейчас у них жила Сильвия с сыновьями, она не хотела возвращаться домой, боясь, что нагрянет Кэллум Чэпмен. Может, у него есть ключ — откуда ей знать. Вообще, она забрала оброненный им ключ, нашла в спальне. Но он мог сделать себе другой, когда начались все их ссоры: он заставлял ее узаконить отношения, а она пригрозила, что выгонит его, если он будет продолжать в том же духе. Сильвия без конца объясняла матери и отцу, как получилось, что она не выставила его сразу после того, как он ее ударил, — она, самая горячая и ярая противница домашнего насилия, она, которая почти каждый день призывала женщин бросать жестоких мужей и любовников, несмотря на все их обещания и попытки примириться.

— Когда это случается с тобой, то смотришь на все иначе, — беспрестанно повторяла она. — Ты видишь перед собой человека, который, каким бы он ни был, сражает тебя своей абсолютной искренностью.

— Сражает, тут ты права, можно сказать, наповал сражает, — говорил Вексфорд, который стал скуп на жалость, когда раны и синяки дочери зажили. Но, по крайней мере, Чэпмен не пытался обвинить его в нападении. — Больше можешь ничего не говорить. Ты взрослая женщина, Сильвия, ты мать, Господи, ты столько времени была замужем. Как бы там Чэпмен с тобой ни обошелся, тебе некого винить, кроме самой себя.

Дора считала, что он слишком жесток.

— О, Рег.

— Что Рег? Бога ради, она социальный работник. И кому, как не ей, знать, к чему ведет такое обращение?

Между ним и старшей дочерью начали восстанавливаться те отношения, которые были еще до того, как она разошлась с мужем и чудесным образом превратилась в милую особу. А он снова почувствовал себя глубоко виноватым, от чего пытался избавиться, беспрестанно повторяя про себя как заклинание: «Ты не должен показывать, что предпочитаешь одного ребенка другому». Но Чэпмен исчез из их жизни, и это был повод для радости.

Отсутствие новой информации мешало продвижению расследования. Более или менее точно они знали лишь о том, когда Джоанна и дети Дейдов покинули дом. А что заставило их это сделать, по-прежнему не ясно. Все они были дома в пятницу и последующую ночь. Возможно, Джоанна была там еще и утром, и в первой половине дня в субботу, так как ее машина стояла возле дома. Джайлза видели днем в субботу, не раньше половины третьего. В воскресенье утром машины уже не было. Поэтому вполне можно предположить, что Джайлз и Джоанна были живы и невредимы до раннего вечера субботы, — но так ли это?

Когда они с Верденом обедали в «Луноцвете», Вексфорд подытожил:

— Мы знаем, что Джайлз выходил около половины третьего, но не знаем, когда он вернулся. Если вообще вернулся. Мы знаем, что Джоанна была в доме, потому что миссис Фаулер видела ее машину, а Джоанна, по словам ее отца, предпочитала не ходить пешком, если была такая возможность. Но мы не имеем ни малейшего понятия о том, где все это время была Софи. Насколько мы знаем, в те дни ни с кем извне она не общалась, после того как поговорила по телефону с матерью, звонившей из Парижа в пятницу вечером около половины восьмого.