– Ага, деда. Из головы! – жизнерадостно согласился Мишка. – Ты – граф, тебе нужны бароны! Пожалуй десятникам, которым доверяешь, земли в твоем воеводстве и по пятку холопских семей из добычи. Поверстай их в воеводское боярство. Из твоих рук получат, за тебя стоять и будут, а придет время (прости, деда, жизнь есть жизнь) – и за твоего наследника. Потому что нет Лисовинов на воеводстве – нет ни их боярства, ни земель.

– Кхе… Вот оно как… Лавруха, едрена-матрена… Михайла, ты это…

Дед непритворно растерялся, зрелище было совершенно удивительное.

– Что ж я, как князь? Со своими боярами… Да-а-а… Кхе! Поганец!!! Удивил! Нет, ну как измыслил! Лавруха, ты слыхал? А? Поганец! Умница! Поди сюда, внучек, дай я тебя… Эх, Фролушка бы, покойник, порадовался. Ну как измыслил! Лавруха, да ну его к лешему, этот сбитень, вели… Там у нас в погребе вроде бы пиво еще оставалось, вели принести, и закусить чего-нибудь.

«Ну и как вам, сэр, в шкуре змия-искусителя? Нет, но правильно же все! Надо, надо феодализм строить, по нынешним временам – передовое общество!»

– Деда, кого в бояре-то поверстаешь?

– Ну придумаем… Потом.

– Сейчас надо решать, – возразил Мишка, – чтобы завтра дядя Лавр мог выбрать, кого из холопов нам оставить, кого твоим боярам пожаловать.

– Кхе! Лавруха, да пошли кого-нибудь за пивом! Ну… Луку можно, Алексея Рябого еще… Люди верные. Кого ж еще-то?

– Может, Игната? – предложил Мишка.

– Молод больно.

– Зато верность проявил, – поддержал племянника Лавр, – и ратники его десятником выбрали.

– Ну, допустим, – неохотно согласился дед. – Трое выходит. Эх, мало верных людей.

– А Тихона? – попытался пополнить список Мишка.

– Да он, может, еще и с десятком не управится, – отмахнулся дед. – Нет, рано, потом, может быть.

«Ну, сэр, сейчас или никогда!»

– Значит, трое. Четвертая – Нинея.

– Что-о-о?!! – Корней и Лавр одновременно изумленно уставились на Мишку.

– Она и так боярыня. – Надо было ковать железо, пока горячо. – Древлянская боярыня Гредислава.

– Ты-то откуда?.. – начал было дед и сам себя прервал: – Ну да. Понятно. Только… Нет, не примет. Зазорно ей мне поклониться. Я для нее не смерд, конечно, но и не ровня. Ей даже природные Рюриковичи не ровня.

– Я попробую уговорить, – попытался настоять на своем Мишка. – Она ко мне хорошо относится, говорила, что любят меня светлые боги.

– Да мало ли кого боги любят! Здесь гордость такого древнего рода, что нам и не вообразить! Она через это не переступит. Подыхать будет, но не переступит.

– Она боится, деда.

– Чего боится?

– Что придут попы с воинами и убьют, как ее наставницу. Что умрет и преемницу себе не воспитает. Что внуков вырастить не успеет. Ей каждый день будущий страшен. Защита Нинее нужна, опора, надежность. – Мишка высыпал ворох информации и, пока дед ее не переварил, задал провокационный вопрос: – Мы же можем ей твердо обещать, что не придут и не убьют, что внуков сиротами не бросим, что будущее ее, сколь ей там еще отпущено, бедой не обернется?

– Можем-то можем… – Дед неопределенно пошевелил пальцами в воздухе. – Но тогда получится, что не она нам, а мы ей служим. В каком-нибудь ином случае такому древнему роду и послужить не грех, конечно, но если пройдет слух, что мы волхву покрываем… Даже не покрываем, а прислуживаем ей! Нет, Михайла, не дело ты предлагаешь!

– Хорошо, тогда последний аргумент…

– Что «последний»?

– Последний довод. Белояра с людьми кто-то ждал. «Людей в белом» кто-то послал. Нинее кто-то поля сжал и деревню в порядке содержит. Ты веришь, что это три разных «кто-то»? Или это один и тот же?

Лицо деда мгновенно сделалось жестким, он снова подхватил ножны с мечом и переложил их на другое место.

– Так вот, значит, что… Людей, значит, под себя собирает, силы копит. Для чего?

– Помнишь, деда, откуда у меня самострел?

– Как же не помнить? Баба с «громовой стрелой»… Кхе! Так ты думаешь, и она к ЭТОМУ ехала?

– Вполне могло быть, – подтвердил Мишка.

– А Нинея-то ему зачем?

– Если готовится восстание язычников, то во главе должен быть кто-то из очень древнего рода, а если волхв, то еще лучше. Сам «кто-то», видимо, из худородных. Умный, умелый, сильный, но без длинного списка предков. Нинея – то, что ему надо. Лучше бы, конечно, мужчина, но, похоже, не нашлось подходящего. А может быть, все еще круче: хотят возродить совсем древние порядки, когда во главе родов женщины стояли. От поклонников Перуна ведь тоже баба ехала. Во всяком случае, если грянет, то в Турово-Пинском княжестве начнут именно с нас. И время подходящее: великий князь при смерти, среди Рюриковичей вот-вот усобицы начнутся.

– Ну это мы еще посмотрим, кто с кого начнет. – Дед грозно пошевелил бровями. – Нам местной погани мозги вправлять не впервой. Но Нинея-то при таких делах с нами вообще разговаривать не станет!

– Наоборот, деда.

– Как это?

– Не такие уж мы и худородные. – Мишка решил идти ва-банк. – Во мне, например, четверть крови от Рюриковичей.

– И это прознал, поганец? – Дед в растерянности развел руками и глянул на Лавра, словно ища поддержки. Тот в ответ тоже развел руки и пожал плечами, демонстрируя полную непричастность к осведомленности племянника.

– Языки людям даны, чтобы болтать, а уши – чтобы слушать, – пояснил, ничего не объясняя, Мишка. – Однако и без Рюриковичей я – восьмое колено рода десятника Лисовина. Не простого ратника, а того, кто других в бой водил. И неважно, что только десяток. Главное – повелевал и за людей отвечал. И роду нашему два века.

– Ты – восьмое колено, а Нинея – двадцатое, – парировал дед, – а может, и больше!

– Наверняка больше, – не стал спорить Мишка. – Славяне живут здесь десятки веков, кто знает, когда начало складываться боярство? Может, и тысячу лет назад. За одно поколение принято считать двадцать пять лет. Значит, Нинея запросто может быть и из тридцатого, и из сорокового колена.

– Тем более! – победно утвердил дед.

– Вовсе нет, – продолжил дискуссию Мишка. – Нинея, будучи боярыней такого древнего рода, да еще волхвой, прекрасно знает, что род может стать древним, если не выродится и не ослабеет в третьем-четвертом колене. Ну или если не пресечется почему-либо. Вот Данилин род дал четырех сотников, но четвертый сам от сотничества отрекся. Ты же не отрекся, хотя тоже увечен!

– Увечья, внучек, разные бывают!

– Да, но дурного сотника зарезал прадед Агей, а не Данилин дед, и сотню из ничего поднял тоже Агей. И ты сейчас тоже сотню поднимаешь, а Данила только и смог, что свой десяток угробить. Энергетика утрачена напрочь, а у нас сохранилась.