Особенно потрясли Николая и Александру перехваченные полицией телеграммы, которые великая княгиня Елизавета Федоровна послала убийцам Дмитрию Павловичу и Юсупову: «Великому князю Дмитрию Павловичу.

Петроград.

Только что вернулась вчера поздно вечером, проведя неделю в Сарове и Дивееве, молясь за вас всех дорогих. Прошу мне дать письмом подробности событий. Да укрепит Бог Феликса после патриотического акта, им исполненного.

Елла.

Княгине Юсуповой.

Кореиз.

Все мои глубокие и горячие молитвы окружают вас всех за патриотический акт вашего дорогого сына. Да хранит вас Бог. Вернулась из Сарова и Дивеева, где провела в молитвах десять дней.

Елизавета».

По словам Вырубовой, царица на похоронах Распутина «плакала горько и безутешно, и я ничем не могла успокоить ее».

В феврале 1917 года по инициативе великого князя Николая Михайловича к императору обратились 12 членов Императорского Дома Романовых с просьбой помиловать великого князя Дмитрия Павловича:

«Ваше Императорское Величество, – обратились они к Царю. – Мы все, чьи подписи Вы прочтете в конце этого письма, горячо и усиленно просим смягчить Ваше слово и решение относительно судьбы великого князя Дмитрия Павловича. Мы знаем, что он болен физически и глубоко потрясен и угнетен нравственно.

Вы, бывший его опекун и Верховный попечитель, знаете, какой горячей любовью было всегда полно его сердце к Вам, Государь, и к Вашей родине.

Мы умоляем Ваше Императорское Величество ввиду молодости и действительно слабого здоровья вел. князя Дмитрия Павловича разрешить ему пребывание в Усове или Ильинском. Вашему Императорскому Величеству известно, в каких тяжких условиях находятся наши войска в Персии в виду отсутствия жилищ, эпидемий и других бичей человечества. Пребывание там великого князя Дмитрия Павловича будет равносильно его полной гибели, и в сердце Вашего Императорского Величества проснется жалость к юноше, которого Вы любите, который с детства имел счастье быть часто и много возле Вас и для которого Вы были добры как отец. Да внушит наш Господь Бог Вашему Императорскому Величеству переменить Ваше решение и положить гнев на милость.

Вашего Императорского Величества преданные и сердечно любящие: Павел Александрович, Николай Михайлович, Сергей Михайлович, Мария Павловна, Борис, Андрей и Кирилл Владимировичи, П.А. Ольденбургский, Иоанн Константинович, Гавриил Константинович, Елена Петровна, Елизавета Федоровна».

На это письмо царь наложил резолюцию:

«Никому не дано право заниматься убийством, знаю, что совесть многим не дает покоя, так как не один Дмитрий Павлович в этом замешан.

Удивляюсь Вашему обращению ко мне.

Николай».

31 декабря 1916 года Николай Михайлович получил приказание Николая II выехать в свое имение Грушевку.

Вырубова вспоминала: «Их Величества не сразу решили сказать ему (цесаревичу. – А.В.) об убийстве Распутина, когда же потихоньку ему сообщили, Алексей Николаевич расплакался, уткнув голову в руки. Затем, повернувшись к отцу, он воскликнул гневно: «Неужели, папа, ты их хорошенько не накажешь? Ведь убийцу Столыпина повесили!»

Государь ничего не ответил ему».

После Февральской революции могила Распутина была найдена, и Керенский приказал командующему войсками Петроградского военного округа генералу Корнилову организовать уничтожение тела. Несколько дней гроб с останками простоял в специальном вагоне. Тело Распутина было сожжено ночью 11 марта в топке парового котла Политехнического института, причем был составлен официальный акт о сожжении трупа Распутина.

Матрена Распутина утверждает, что все было иначе: «Пока это было возможно, могилу отца по приказу Александры Федоровны тщательно охраняли. И это, между прочим, породило множество слухов, так как полицейские не подпускали желающих близко к месту последнего упокоения отца. Однако вскоре стало почти всем известно, что могилу можно найти по тому, что над ней Анна Александровна построила деревянную часовню (она собиралась потом обложить ее кирпичом, но не успела).

Кроме того, оставить вполне незаметными ежедневные приезды туда Александры Федоровны с дочерьми было никак невозможно.

Празднуя свободу, толпа пьяных солдат разорила могилу отца. Они подняли труп на штыки, потом бросили его в костер, устроив дикий хоровод. К солдатам присоединилось несколько женщин из ближайшей деревни. Веселье закончилось оргией».

Действительно, через три месяца после смерти Распутина его могила была осквернена. На месте сожжения начертаны на березе две надписи, одна из которых на немецком языке: «Hier ist der Hund begraben» («Здесь погребена собака») и далее «Тут сожжен труп Распутина Григория в ночь с 10 на 11 марта 1917 года».

6 августа 1917 года, отправляясь в ссылку и плывя на пароходе по Тоболу, отрекшийся от престола царь отметил в дневнике: «Вчера перед обедом проходили мимо села Покровского – родина Григория. Целый день ходили и сидели на палубе». Это было последнее упоминание «старца» в его дневнике.

Через год после этого вся царская семья и их слуги сами стали мучениками.

После убийства Распутина его семья осталась без гроша, так что его дети вынуждены были испрашивать пособия у царя. В начале 1917 года царь перевел семье Распутина на банк в городе Тюмени пособие 150 тысяч рублей. Но семья не долго им пользовалась, поскольку с приходом к власти большевиков банковские вклады были национализированы.

Судьба старшей дочери Распутина Матрены, родившейся 27 марта 1898 года, в целом сложилась удачно. 5 октября 1917 года она вышла замуж за 24-летнего офицера Бориса Соловьева. После Октябрьской революции они вместе с чехословацким корпусом через Дальний Восток эмигрировали во Францию. Муж Матрены был причастен к неудачным попыткам освободить царскую семью в Тобольске, в марте 1918 года был арестован в Тюмени и чудом спасся из большевистского застенка. А в 1919 году его арестовал уже колчаковский следователь Н.А. Соколов, расследовавший убийство царской семьи. Освободили его только благодаря вмешательству атамана Семенова, чья любовница Матрена будто бы была подругой Матрены Распутиной (впрочем, не исключено, что любовницей атамана на самом деле была дочь Распутина). Борис Николаевич работал в Париже таксистом и в 1924 (по другим данным – в 1926-м) году умер от туберкулеза.

Матрена, в эмиграции называвшая себя Марией, осталась практически без средств с двумя малолетними дочерьми на руках. Младшая, Татьяна, родилась еще на Дальнем Востоке, а вторая, Мария, уже во Франции. Ей пришлось начать с карьеры танцовщицы, и в этом она немало преуспела. В дальнейшем она эмигрировала в Америку, где стала укротительницей тигров и львов. В 1940 году она вышла замуж за Григория Бернадского. В годы войны Матрена работала клепальщицей на военной верфи. Она умерла в доме престарелых в Лос-Анджелесе 27 сентября 1977 года. Ее мемуары об отце были впервые опубликованы в 1932 году. А наиболее полная версия мемуаров вышла посмертно. Матрена-Мария утверждала, что, как и отец, обладает экстрасенсорными способностями.