– Да, – подтвердил Курт. – Это случилось. Он исчез из своей комнаты ночью, одежда осталась, окна заперты, двери тоже, у распахнутого шкафа – кровавый след. Что бы ни было там, одно можно сказать точно: он боялся не напрасно.

– Значит, я следующий… – проронил Франц чуть слышно, опустив голову, и Курт снова мысленно ругнулся, не зная, что следует сказать и как повести себя в подобной ситуации. Пообещать защиту? Какую? Сидеть напротив его шкафа в засаде? Но если все, что рассказывал Мозер-младший, правда, лишь дети могут и видеть, и слышать происходящее, и, возможно, ничего вовсе не будет, пока ребенок не в одиночестве…

– Иными словами, – продолжил Курт в прежнем неопределенно вежливом тоне, – Штефан не обманулся. Так? Ты тоже что-то… слышал? Или видел?

– Слышал, – тихо подтвердил Франц. – Только не в шкафу – шкафа нет у меня, я… У нас в подпол ведет маленькая дверца, как люк, и вот оттуда, из-под нее, я и слышал.

– Что?

– Голоса. Сперва ничего не было, понимаете, я с малолетства боялся туда спускаться, даже когда наверху со светильником стояла мама, но это другое. А не так давно все началось по-серьезному. Я должен был спуститься в подпол, и я, конечно, боялся – но по привычке уже, уже зная, что ничего там нет и это просто страхи мои, и больше ничего. Но только подошел к дверце, как вдруг – знаете, вздох. Точно кто-то вдохнул и выдохнул. Там, внизу. Я… Я тогда матери соврал, сказал, что в прошлый раз видел в подполе огромную крысу, и она спустилась сама. Тогда я еще думал, что – быть может, почудилось…

– То есть, это было днем?

– Нет, просто в подполе, в прохладе, дедова настойка стоит – от суставов, потому и надо было туда идти ночью. Днем ни разу не случалось. После того случая я как-то… ну, понимаете… встал ночью… и когда проходил мимо дверцы – она приоткрылась; чуть-чуть совсем, но тогда я уж точно услышал – дышит, тяжело так, словно бы кто кувшин надел на голову. Или как большая собака в конуре… – Франц умолк, перехватив его взгляд, и неловко улыбнулся: – Вы мне не верите, да? Потому что так похоже на Штефана?

– Сам себе удивляюсь, – возразил Курт кисло, – но верю… Потому ты и не стал рассказывать ему обо всем? Именно потому, что так похоже?

– Сперва я испугался. Я все думал – может, мне все это мерещится, все никак не мог поверить, видел, что все всерьез – а верить не хотел, но когда Штефан стал рассказывать… Меня как приморозило. А потом я подумал, что не стоит ему говорить, что со мною происходит, потому что он может подумать, что я просто решил его поддержать перед взрослыми, чтобы его послушали, а на самом деле ничего нет, и я ему не верю. Что – так, по дружбе просто.

– Дыхание… – повторил Курт задумчиво. – Более ничего?

– Голоса.

– Голоса…

– Да, голоса. Только той девчонки, ледовщиковой дочки, я не слышал… а может, и слышал, не знаю, я ведь с нею не знаком. Штефан говорил, что она его звала, а я – я там многих слышал. Знаете, будто в одной комнате собрали кучу детей, и девчонок, и мальчишек, и они все разом говорили.

– Что говорили?

– Да всякое… – неуверенно передернул плечами мальчишка. – Все больше как-то непонятно, в том смысле – слов не разобрать, но бывало, что я слышал, как будто все голоса где-то далеко, а один кто-то подошел к самой дверце и так близко-близко – «Иди сюда, Франц»… – мальчишка вновь дрогнул плечами, теперь зябко, точно в спину ему подул невидимый ледяной ветер. – Или, бывает, «поиграй с нами» или «пойдем поплаваем, мы все здесь плаваем»… И давно уж так, каждую ночь…

– Ты что ж – каждую ночь ходишь мимо спуска в подпол?

– Не то чтобы… – смутившись, Франц отвернулся, побледнев и вместе с тем пойдя пятнами, точно его уличили в некоем непотребном занятии. – Я… туда прихожу просто…

– Для чего? – спросил Курт, запоздало поняв, что вышло резко, почти грубо, и уточнил, постаравшись смягчить голос: – Ты ведь, как сам сказал, этой дверцы боишься, тебе страшно к ней приближаться, так зачем же ходишь?

– Не знаю, – чуть слышно откликнулся Франц, потупясь и отвернувшись. – Любопытно… или… Я не знаю. Тянет меня туда. Не могу не ходить. И заглянуть, бывает, хочется, только я не осмелел еще настолько, чтоб заглядывать…

– И надеюсь, что никогда не наберешься на это смелости, – оборвал Курт на сей раз уж умышленно строго. – Штефан заглядывать не желал, даже дверь забаррикадировал, однако – чем все кончилось?

– Я понимаю, – кивнул мальчишка натужно. – Только больно уж тянет. А сегодня ночью, знаете… Дудочка играла. И здорово так…

– Дудочка… – повторил Курт таким тоном, что мальчишка распрямился, бросив в его сторону настороженный взгляд.

– Да, дудочка, – подтвердил Франц напряженно. – А что?

– Не ходи к этой дверце больше никогда, – уже не строго – жестко потребовал Курт. – Понял меня? Тебе повезло больше, чем Штефану, который с тем, что погубило его, был один на один, ты в безопасности, пока держишься и не поддаешься на их увещевания. Мысль «заглянуть» – забрось и никогда к ней не возвращайся. Ты ведь понимаешь, что стоит лишь шаг сделать к ним – и…

– Понимаю, – вновь опустив голову, понуро согласился Франц.

– Это не игра, это смерть – настоящая. Они не шутят.

– А кто – «они»? – уж и вовсе за пределами слышимости спросил мальчишка; Курт вздохнул, невольно потупясь тоже, и пожал плечами:

– Не знаю. Они, он, она… Оно. Что бы там ни было. Ты действительно будешь следующим, если не послушаешься меня и здравого смысла, если будешь продолжать подходить к этому люку из любопытства. Тебе, Франц, не кажется, что для любопытства, простого любопытства, это уж чересчур? Что иное что-то заставляет тебя подступать все ближе и ближе?

– Не знаю, – без особенной убежденности пробормотал тот. – Может, и так… Я не буду туда ходить. Самому не хочется, чтоб как Штефан… Послушайте, а быть может, вы его поймаете? Ну, я не знаю, как, но – вы ведь инквизитор, вы должны знать! Я подойду к люку и его выманю…

– Я не могу предложить тебе защиту, – вздохнул Курт, с неприятным чувством отмечая, что в голосе звучат оправдательные нотки, явно не придающие ему значительности, а мальчишке – уверенности. – Можешь ли ты поручиться, что оно появится, если я буду рядом? Не можешь. И я зря потрачу ночь, которую могу употребить для того, чтобы найти, как уничтожить это гарантированно. Повторяю: пока не станешь вести себя осторожно, ты – в безопасности.

– Да, понимаю… Просто я устал, – пояснил Франц, сникнув. – Сопротивляться устал. Бояться устал. Я… я больше не хочу бояться. Надоело. Хочу сделать что-нибудь.

– Думать даже не смей, – погрозив мальчишке кулаком, чуть повысил голос Курт. – Давай без самовольности, хорошо? Условимся так: ты просто собираешься с силами и даешь работать мне. Мы друг друга поняли?

– Да… – неуверенно пожал плечами Франц и, встретив его взгляд, поправился уже решительнее: – Да, я обещаю. Я не буду туда больше подходить и вообще – буду вести себя тихо.