— Да, монсеньор!

— Но почему решили, что аббат Ронье убит?

— Приходилось думать именно так, когда это подтверждали очевидные факты.

— Какие факты? — с удивлением спросил король.

— Предостережение, присланное амьенским уголовным судьей, доносившим, что на парижской дороге нашли труп человека, в котором узнали каноника Ронье, накануне уехавшего в город. В том же самом донесении говорилось, что виновник преступления Петушиный Рыцарь и что он, убив и ограбив каноника, оделся в его платье, сел в карету и продолжал дорогу, взяв все бумаги убитого. Что должен был сделать начальник полиции, получив такое уведомление от уголовного судьи?

— Но каким же образом амьенский уголовный судья мог написать подобные вещи? — спросил епископ.

— Вот этого мы еще не знаем, но скоро узнаем, потому что сегодня утром Беррье, главный секретарь полиции, уехал в Амьен для сбора полных сведений. Одно из двух: или уголовный судья действительно писал, или это уведомление пришло не от него и является новым доказательством дерзости разбойников. Во всяком случае, надо выяснить этот вопрос.

— Я именно этого и требую! — сказал епископ. — Выяснить этот вопрос легко. Я давно знаю каноника Ронье: сведите меня с ним, и я не ошибусь. Притом, если, как я искренне убежден, вы ошиблись, то достойный служитель Господа сообщит нам сведения, которыми вы можете воспользоваться.

— Очевидно, — сказал король, — самое благоразумное — свести месье де Мирпуа с пленником на очной ставке.

— Вы желаете видеть пленника сегодня? — спросил епископа Фейдо.

— Конечно, — отвечал тот, — чем скорее я его увижу, тем лучше.

— Я к вашим услугам, если король это позволяет.

— Поезжайте немедля в Париж, — сказал Людовик. — Если арестованный человек невиновен и эту невиновность подтвердит епископ Мирпуа, сейчас же освободите его. Если случится наоборот, и месье де Мирпуа не опознает заключенного, употребите самые сильные средства, чтобы заставить его говорить.

Фейдо встал. Епископ поклонился королю.

— Государь, — сказал маркиз д'Аржансон, поспешно подходя, — я умоляю ваше величество выслушать меня до исполнения этого приказания.

— Что вы хотите этим сказать? — спросил король.

— Что освобождение заключенного, даже когда невиновность его будет признана, еще раз убедит в безнаказанности того, кого мы намерены наказать.

Король удивленно поднял брови. Епископ подошел, бросив грозный взгляд на маркиза д'Аржансона, который выдержал его со стоическим бесстрастием. Фейдо отступил на два шага и казался совершенно спокойным: очевидно, слова министра его не удивили.

— Что вы хотите сказать? — спросил король.

— Государь, — ответил д'Аржансон, — объяснение простое. Вчера полицией был арестован человек, и через два часа весь Париж узнал, что это Петушиный Рыцарь. Сегодня утром это известие начало распространяться по провинциям. Через неделю вся Франция будет убеждена, что Петушиный Рыцарь наконец схвачен.

— Зачем распространять это известие, если оно ложно?

— Чтобы сделать его справедливым, государь.

— Но если арестованный человек невиновен?

— Пусть он продолжает считаться виновным.

— А если это аббат Ронье?

— Заставим всех думать, что это Петушиный Рыцарь…

— Милостивый государь, — вскричал епископ, — я даже не знаю, как назвать подобный способ действий.

Д'Аржансон улыбнулся.

— Извините, монсеньор, — ответил он, — это называется обычной уловкой.

— Поясните вашу мысль, маркиз, — предложил король.

— Люди уверены, что Петушиный Рыцарь арестован, — все, кто боялся этого разбойника, теперь спокойны и радостны. Одно из двух: или тот, кто в наших руках, Петушиный Рыцарь, или нет. В первом случае все идет само собой, во втором все усложняется. Но, вместо того чтобы затруднить нашу деятельность, эта путаница должна нам помочь: с одной стороны, заставив Рыцаря думать, что мы им обмануты и убеждены, что поймали его, мы на несколько дней притупим бдительность его и его шайки, а разбойника легче всего поймать, когда он считает себя в безопасности. И было бы странно, если бы не удалось схватить кого-нибудь из шайки Рыцаря после того, как распространится известие о поимке ее главаря.

Фейдо де Марвиль, внимательно слушавший маркиза д'Аржансона, сделал одобрительный знак головой.

— Потом, — продолжил министр, — мне пришла в голову другая мысль, вызванная воспоминанием о письме, полученном месье де Марвилем. Я говорю о письме Жакобера. Очевидно, что его застали в ту минуту, как он писал, но Жакобер успел просунуть это письмо в трещину, о которой упомянул. Кто-нибудь поднял это письмо, вложил его в конверт и послал по почте начальнику полиции. Важно отыскать то место, где было найдено письмо. Когда мы найдем и изучим его, мы должны спуститься в подземную галерею, о которой писал Жакобер, и потом оттуда продолжить наши поиски.

— Месье д'Аржансон прав, — согласился король, — это превосходная мысль.

— Главное, узнать, кто послал это письмо начальнику полиции.

— Я объявлю награду в сто луидоров тому, кто прислал мне это письмо, — сказал Фейдо де Марвиль. — За деньгами непременно придут. Это самое верное средство.

— Да, — сказал д'Аржансон.

— Но это не помешало бы оказать правосудие невинному, — возразил епископ.

— Это-то и было бы опасно, — возразил д'Аржансон. — Выпустить этого человека — значит признаться, что Петушиный Рыцарь не пойман. После распространения такого известия безнаказанность разбойника увеличит внушаемый им ужас. И тогда я не могу ручаться, что нашедший письмо рискнет явиться в полицию за наградой.

— Что же вы намерены делать? — спросил епископ.

— Оставить в тюрьме того, кто арестован, виновен он или невиновен, и чтобы его никто не видел, кроме его тюремщика и судьи, производящего следствие.

— Но если он невиновен?

— О его невиновности будет объявлено через некоторое время… и он будет освобожден.

Епископ поклонился королю.

— Как вы решите, ваше величество? — спросил он.

Людовик, казалось, находился в затруднении. Движимый чувством справедливости, он уже приказал освободить пленника, если тот невиновен. Но доводы маркиза д'Аржансона поколебали его намерение. Епископ спокойно и бесстрастно ждал ответа короля, но, так как тот не спешил отвечать, прелат опять поклонился и повторил свой вопрос.

— Завтра я объявлю свое решение на совете, — сказал король.

Ответ был решителен и не позволял задавать вопросов.

Епископ низко поклонился и вышел из кабинета. Де Марвиль также направился к двери, но задержался, по-видимому ожидая волеизъявления короля.