Девушка открыла секретер. И правда, в нем оказались документы. Советская власть научила целое поколение если не думать, то вести себя одинаково.

В отдельном целлофановом пакете лежали книжки оплаты за квартиру, свет, телефон. Это – в сторону.

Рядом – счета за междугородние переговоры. Их тоже отложим. Пока. Они, быть может, еще пригодятся.

А вот и самое главное. Письма. Внушительная стопка. Алиса взяла корреспонденцию под мышку.

Старушка в кресле спала совершенно беззвучно. Девушка тихонько подошла к ней, пощупала пульс. Он был ровным, хорошего наполнения. Алиса отпустила руку. Пенсионерка всхрапнула.

Девушка удалилась на кухню. На ее счастье, письма оказались отсортированы. Первая, самая внушительная пачка, написанная одним почерком, начиналась одинаково: «Милая моя Инночка!» Шпионка проглядела их.

Мужской почерк повествовал в юмористическом ключе о провинциальных гостиницах, пустых прилавках и сверхурочной работе. Заканчивались письма стандартно: «Целую, люблю, жду встречи!» Самое последнее датировалось восемьдесят шестым годом. Кажется, письма от мужа. Потом он умер, Инна Петровна осталась одна.

Другая пачка посланий, перетянутая резинкой, начиналась детским почерком: «Милая моя мамочка! Живу я здесь хорошо, погода хорошая...» На последнем письме от сына, написанном взрослой скорописью, стояла дата: 21 сентября 1990 года. Видимо, после женитьбы он счел, что больше не нужно писать матери, откуда бы то ни было. Инне Петровне еще повезло, что он звонит и порой наносит ей визиты.

Еще две пачки были написаны женской рукой. Алиса проглядела их. Ничего интересного. Первая стопочка – от одной подруги из Ленинграда – Петербурга, вторая – от другой, из Бишкека. Вторая стопка заканчивалась сентенцией: «Дорогая моя Инна, больше писать мне, пожалуй, не удастся. Цены на письма в Россию непомерно высоки, и вряд ли я смогу, с моей нищенской пенсией, позволить себе это удовольствие...»

И – ничего подозрительного. «А что я хотела! – вздохнула Алиса, откидываясь на угловом диванчике. – Вряд ли эта Валентина Поленова – убийца, провернувшая дерзкое ограбление, – столь неосторожна, чтобы оставлять о себе такие улики: письма тетушке. Да и вообще, жива ли она?»

Тут Инна Петровна в комнате жалобно застонала, захныкала, что-то проговорила. «Еще не хватало, чтоб старушку кондратий хватил!» Алиса метнулась к ней, задела стол. Письма из двух последних пачек разлетелись по кухонному полу.

Когда Алиса влетела в комнату, пенсионерка по-прежнему спала, повесив голову, однако при этом бормотала: «Яшенька!.. Сынок!.. Ну не надо!.. Не хочу я!.. Зачем ты это делаешь?!»

«Господи, – мелькнуло у Алисы, – почему же люди столь жестокосердны? И я – не исключение».

Она вернулась в кухню, стала разбирать рассыпанные письма. Кот Инны Петровны явился на шум и брезгливо нюхал белые листы.

Алиса отогнала Дымку и вдруг обратила внимание, что среди писем валяется яркая открытка.

Алиса подняла ее. На карточке был изображен совсем не российский пейзаж: католический собор, крепостная стена и пальмы. Девушка перевернула открытку. Почерк, которым она была написана, совсем не походил на почерк подруг Инны Петровны, или ее сына, или мужа.

Московский адрес пенсионерки написан латинскими буквами. Обратного адреса – нет. Текста всего несколько строк. Набросаны торопливой, скорей всего, женской рукой. Алиса нетерпеливо пробежала их.

Дорогая моя,

С Новым тебя годом! Желаю здоровья и счастья в Новом году и Новом веке!

У меня все по-прежнему, живу я хорошо, устроилась, не хвораю.

Я люблю тебя и надеюсь, что ты тоже здорова.

Целую крепко!

Вместо подписи изображена закорючка.

Птичка. Галочка.

А может быть, латинская буква V?

Сердце Алисы забилось.

V – вполне могло означать «Валентина».

Девушка всмотрелась в штемпель. Почтовая карточка отправлена 2 января 2000 года. Откуда – непонятно. Штемпель смазан.

Алиса достала из сумки телефончик. Сфотографировала открытку – сначала лицевую часть, с собором и пальмами. Потом – оборот, со штемпелем и текстом. Повторила снимок на всякий случай несколько раз, добиваясь, чтобы штемпель оказался в фокусе.

Потом собрала письма и отнесла их в комнату.

Пенсионерка спала глубоким сном, дышала спокойно и мерно. «Будем надеяться, что, кроме легкой головной боли, завтра она не ощутит никаких последствий. Я – не такая садистка, как твоя юная родственница. Я не желаю никому зла. Кроме, разумеется, непосредственно виноватых».

Ее взгляд упал на фото племянницы, и в голову пришла новая идея. Она осторожненько сняла со стены рамку с карточкой Валентины. Перевернула ее оборотной стороной. Вытащила снимок из рамки.

Есть! На тыльной стороне фотографии, на белом глянце сделана подпись:

Моей любимой тете Инне – в день окончания школы – на память!

25 мая 1986 года.

И почерк, почерк!

Да, он переменился, отвердел, повзрослел – но было очень похоже, что надпись на фото и заграничная открытка написаны одной и той же рукой.

* * *

Преступница-таки допустила ошибку.

Сентиментальность сыграла с железной девой (а Алиса представляла себе Валентину именно такой) дурную шутку.

Алиса не сомневалась, что напала на след.

Настоящий, полноценный след.

Валентина Поленова жива. И она скрывается за границей.

Где конкретно и как ее дальше искать, Алиса старалась не думать. Пока не думать. Не сейчас, не ночью.

Ее охватила эйфория. От того, что она провела собственную спецоперацию. И добилась успеха. У нее все получилось!

С помощью телефончика она сняла фотокарточку Валентины. Сначала – лицо. Затем, несколько раз, оборотную сторону с текстом. Наверно, Алисе надо будет все еще раз проверить. Но это – детали. А для деталей у нее есть наемные рабочие. В данном случае – частный детектив. Она же сама в затеянном деле главная. Стратег. Мозговой центр.

И Алисины мозги, интуиция и искусство перевоплощения ее не подвели. Она вышла на след преступницы.

Алиса аккуратно вставила карточку в рамку. Повесила ее на место.

Инна Петровна по-прежнему спала, теперь завалившись в кресле набок. Дышала шумно и ровно. Похоже, здоровье у старушки оказалось крепким, и «парадоксальная реакция при одновременном приеме с алкоголем», которым пугала аннотация к снотворному, у нее не наступила.

Алиса глянула на часы. Начало второго. Муж, наверно, потерял ее. Впрочем, если б потерял – звякнул бы на мобильный. Но от Вадима ни слуха ни духа. Счастье, что он у нее такой неревнивый. «Я пойду сегодня в Большой театр с подругой». – «Пожалуйста». – «Она живет в каком-то Фуеве-Кукуеве, я завезу ее после спектакля». – «Ради бога. Только рули ночью осторожней. И шампанского много не пей».