И если с тех пор на кораблях броня крепка, а посадочных мест в шлюпках вволю, если радиосвязь не отвлекается на праздные пустяки, если береговая служба обязана своим рождением «Титанику», если все техническое становится все лучше и лучше, — можно ли извлечь какой-нибудь нравственный урок из гибели «Титаника»? Жена председателя оплакивала халатик под крики тонущих. Что же про это думать: богатая гадина, все они такие? А миллионерша Ида Страус отказалась сесть в лодку без своего мужа: всю жизнь жили вместе, вместе и погибнем; сжалившись над стариками, офицер предложил сесть в лодку и Исидору Страусу, обоим вместе, но старик отказался: не хочу привилегий; обнявшись, миллионеры пошли на дно. За оставшимися в каюте вещичками побежали богатый и бедный: оба не вернулись назад. Капитан Смит своими действиями погубил себя и других; последнее, что о нем вспоминают — это то, что он подплыл к перегруженной лодке с младенцем в руках, передал младенца матросам, отказался забраться в шлюпку, махнул рукой и уплыл во тьму, и больше его не видели. Спасшиеся предъявили счет пароходной компании. Миссис Кардеза заполнила 14 страниц требований на сумму 177 тысяч долларов (помножьте на шесть с половиной, чтобы получить сегодняшние цены). Эдвина Траут — на 8 шиллингов 5 пенсов: вместе с кораблем и полутора тысячами живых душ утонула ее машинка для изготовления мармелада. Мистер Дэниел потребовал вернуть деньги за призового бульдога, а Элла Уайт — за четырех кур. И чье же горе горше? И какой из этого сделать вывод? Кто лучше: женщины или мужчины? Богатые или бедные? Пьяные или трезвые?

После «Титаника» была первая мировая война (ведь великий журналист Стэд так и не доехал на мирную конференцию), а потом европейская и русская история, а потом вторая мировая война, а потом (и во время) еще много чего было, и у них, и особенно у нас, и кто решится сказать, что вот сейчас, в эту минуту, не тонет очередной невидимый «Титаник» с плачущими мальчиками и мармеладными, дорогими чьему-то сердцу машинками? И никакой, ну никакой морали мне из этого не извлечь.

1998 год

Первая весенняя неделя прошла под знаком гриба.

Но встрепенувшихся было фрейдистов, кастанедианцев и иногородних просят не беспокоиться. Просто наш трудолюбивый народ, — включая меня, как неотъемлемую его плоть и кровь, — любит готовить сани летом, телегу зимой, а восьмое марта отмечать на предшествующей празднику неделе, вот прям сейчас. А водить хороводы в честь женского дня в условиях Великого поста сподручней всего вокруг стола с грибами. Мимоза и опята прекрасно сочетаются — если не колористически, то ароматически.

Грибной сюжет начал развиваться исподволь. Дело в том, что к нам приехал, к нам приехал Илья Левин дорогой; американский профессор, филолог, специалист по обэриутам; некогда (четверть века назад) петербуржец, сотрудник музея Достоевского и смотритель лодочной станции, а сейчас заместитель культурного атташе американского посольства. Это бывает. Так, уездные барышни порой надевают малиновые береты и разговаривают о том, о сем с испанскими послами.

А надо знать, что профессор Левин — это вашингтонский Смирнов, магический «Кристалл» округа Колумбия, лучший в Новом Свете настойщик водок на травах, ягодах, скорлупах и кожурах. Квасной патриот, он хранит верность корням, в частности корню хрена. На этом корне он особо настаивает. От Техаса до Канады славится «Левинская Хреновая».

Все это, впрочем, присказка. Сказка же в том, что профессор устроил вечеринку с дегустацией своей изысканной продукции, а к ней нужна была закуска. И я отправилась за этой закуской в магазин «Грибы — ягоды», что на Сретенке, поскольку проживаю в четырехстах метрах от него.

Магазин этот — уникальный и существует с незапамятных времен. Так же, впрочем, как и сама Сретенка, улица, которая, если верить книгам по истории Москвы, возникла едва ли не раньше, чем сама Москва, — это была дорога из Киева на Владимир. В 1395 году на Москву собирался напасть Тимур, он же Тамерлан, и встревоженные жители перевезли из Владимира икону Владимирской Божьей матери, надеясь на ее защиту. Встречали ее именно на этой дороге. Тамерлан на Москву идти передумал, и, чтобы увековечить память о чудесном спасении от врага, на месте встречи (сретенья) иконы построили Сретенский монастырь, отсюда и название улицы. Позже по этой же дороге с Белого моря приехал на возах с рыбой Михайло Ломоносов. «Оживленное движение по улице в XVI–XVII веках, — пишут историки, — способствовало появлению здесь лавок и шалашей для торговли преимущественно съестными припасами». В каждом доме сидел купец — на первом этаже шла торговля, на втором жила семья. Оттого на Сретенке совсем нет ворот: возы со снедью подвозили к самому дому, а место экономили. Короче, улица самая что ни на есть московская, народная, простецкая, купеческая, настоящая. Вот там-то и расположены «Грибы».

Небольшой магазин словно вмещает в себя лес, болото, поляны, огороды, фруктовые сады и парники. В нем есть все: от клюквы до чернослива (четырех сортов), от черной редьки до бананов. Про обычные морковку-лук и говорить нечего. Десять сортов корейских салатов (5 рублей за сто граммов). Обилие свежей травы. Но главное, конечно, сами грибы, сушеные и соленые. Роскошные белые (первый и второй сорта на нитках, резаные «Ветераны Афганистана» — на тарелочке под пленкой). Подосиновики россыпью. Цены — на любой карман. Соленые белые — 190 рублей кило, волнушки — 20 рублей (при этом они вкуснее). А также грузди белые, грузди черные, маслята и лисички. Человек, привыкший к обычному ассортименту синтетических импортных гадостей (просто добавь воды и выплюнь), радостно кидается на это изобилие. Кинулась и я.

Впервые, можно сказать, за двадцать пять лет эмиграции зам культурного атташе выпил и закусил как человек. Ведь в тяжких условиях вашингтонского застолья, под звон хреновой и бульканье рябиновой, закусывать приходится какими-то муляжами. Соленый гриб в Америке неизвестен. Конечно, голь на выдумки хитра, и профессор, бывало, мучил китайские грибы «шитаки» в пластиковом пакете, добиваясь отдаленного сходства с оригиналом. Но, спросим мы, — а где же смородиновый лист? Где лист вишневый? Нету! А где укроп, переросший все сроки и похожий на палеозойские хвощи? То-то!

Приятно было смотреть на встречу профессора с грибом. Но она могла стать последней. Магазин «Грибы», единственная, может быть, на всю столицу лавка, чтущая традиции московской старины, предназначен на снос. Полдома уже опустело: соседний магазин «Мясо» закрыт. Здание ветхое, спору нет, и требует реконструкции, но, закрывшись, магазин либо никогда не откроется (он, очевидно, государственный, дешевый, и оплачивать аренду дворца ему не по силам), либо его переведут на окраину, где он затеряется и захиреет. А главное — исчезнет последняя ниточка, связывающая наши дни с московским прошлым. Был на Сретенке магазин «Дичь» с рябчиками и куропатками, и где он теперь? Бессмысленные, сверхдорогие магазины, неизвестно для кого предназначенные, вытесняют со Сретенки милую, традиционную торговлю. Продавцы даже завели тетрадь, в которую желающие записывают свои протесты против закрытия любимого магазина. Протесты очень эмоциональные. Суть их сводится к тому, что магазин необходимо сохранить как памятник традиции, московского быта, превратить его в своеобразный заповедник, отстоять от тамерланова нашествия. Ведь сохранение и восстановление истинно московской среды не только в возвращении храмов, варварски уничтоженных в 20-60-е годы, не только в ремонте и строительстве домов, но и в бережном отношении к городскому укладу, к духу места. Иначе опять, как всегда, — что имеем, не храним, потерявши, плачем.