— Я никогда не понимал, в чем смысл этого, — сказал Салливан. — Ведь говорят, что призраки появляются в качестве предупреждения. Так о чем предупреждает рассказанная мной история? Будьте осторожны, чтобы не оказаться в лесу во время торнадо? Не быть разрубленным надвое? Не умереть?

— Я думаю, это скорее воспоминания, — сказала Гвенда. — На самом деле призраки не существуют. Это что-то вроде эха давно минувших событий, вроде как запись случившегося, прокрученная заново. Запись того, что когда-то с ними произошло.

Сиси сказала:

— Но призраки Аун — другой Аун — они на нее смотрели. И хотели, чтобы она спустилась к ним и села с ними за стол! Интересно, что бы произошло, если бы она это сделала?

— Ничего хорошего, — сказала Аун.

— Может, это генетика, — сказала Мей. — Способность видеть призраков. И тому подобное.

— Тогда у нас с Аун была бы предрасположенность, — сказал Салливан.

— У меня нет, — сказала Сиси. — Я никогда не видела призраков. — Она на минуту задумалась. — Хотя… Разве что однажды… На самом деле видела. Нет. Это был не призрак. То, что я видела. Разве корабль может быть призраком?

— Не думай об этом сейчас, — взмолилась Мей. — Давайте не будем больше рассказывать страшные истории. Лучше посплетничаем. Поговорим о тех временах, когда у нас еще была личная жизнь.

— Нет, — сказала Гвенда. — Давайте послушаем еще одну страшную историю. Всего одну, в честь моего дня рождения. Морин?

Бриз лизнул ее ухо.

— Да?

— Ты знаешь какие-нибудь страшные истории?

Морин ответила:

— У меня в библиотеке содержатся все рассказы Эдит Уортон, М. Р. Джеймса и множества других авторов. Хочешь послушать?

— Нет, — сказала Гвенда. — Я хочу правдивую историю.

Порция сказала:

— Мей, ты, наверное, знаешь истории о призраках. Только без старых людей. Я хочу историю про сексуального призрака.

— Господи, нет! — воскликнула Мей. — Я ничего не знаю про сексуальных призраков. Слава богу!

— Я знаю одну историю, — сказала Сиси. — Конечно, она не совсем моя. Как я уже говорила, я никогда не видела ни одного призрака.

— Продолжай, — сказала Гвенда.

— Это не моя история, — повторила Сиси. — И вообще история не о призраке. До сих пор не могу с уверенностью сказать, что это было. Это история человека, с которым я некоторое время встречалась.

— История про парня! — воскликнул Салливан. — Обожаю истории про твоих парней, Сиси. О каком из них пойдет речь?

Мы могли бы долететь до Проксимы Центавра и вернуться назад, а у Сиси все еще не закончились бы истории о парнях, подумала Гвенда. Но вот она здесь, все мы здесь, все вместе. А где они? Мертвы и похоронены. Призраки! Все до единого.

— Не думаю, что я вам когда-нибудь про него рассказывала, — продолжала Сиси. — Это было в тот период, когда новых кораблей не строили. Помните? Нас все время отправляли собирать средства. Я была кем-то вроде космического посла. Главным атрибутом должности было платье, маленькое, черное, очень откровенное. Я должна была выглядеть соблазнительно, но при этом благородно и представлять все, ради чего стоило совершать космические полеты. Со своей работой я справлялась довольно хорошо, потому меня командировали в Лондон на встречу с консорциумом инвесторов и всяких больших шишек. Там я познакомилась со многими парнями, самыми разными, но сблизились мы только с одним из них — Лиамом.

Так. Вот здесь все немного запутано. Мать Лиама была англичанкой. Родом из семьи с древними корнями, кучей денег и по большей части полным отсутствием родительского надзора. Ко времени, когда она стала подростком, она уже окончательно опустилась. Бухло, наркота, рекреационный сатанизм — чем она только не увлекалась! Ее выгоняли из всех школ, где она училась, а потом — из лучших реабилитационных учреждений. В конце концов семья не выдержала и тоже выгнала ее из дома, снабдив деньгами на поездку… На пару лет она угодила в тюрьму, родила ребенка. Это и был Лиам. Какое-то время болталась по Европе, а потом, когда Лиаму было лет семь-восемь, она ударилась в религию и полностью изменила свою жизнь. К тому времени оба ее родителя уже скончались от одного из устойчивых к антибиотикам вирусов. Все их состояние унаследовал ее брат. Она вернулась в родовое гнездо — представьте себе дом, похожий на этот, — и попыталась помириться с братом. Вы меня еще слушаете?

— Так это настоящая старомодная английская история о привидениях, — сказала Порция.

— Ты себе даже не представляешь, — сказала Сиси. — Ты себе даже не представляешь. В общем, ее брат был в некотором роде козлом. И позвольте еще раз подчеркнуть: это была богатая семья, вы себе даже не представляете, насколько. Мать, отец и брат увлекались коллекционированием предметов искусства. Современного. Видеоинсталляции, перформанс, всякие весьма странные вещи. Они пригласили к себе одного художника-американца и заказали ему конкретную инсталляцию с географической привязкой. Так это называл Лиам. Это должен был быть комментарий на тему трансатлантического обмена, постколониальных отношений между Англией и США, что-то в этом духе. Художник сделал следующее: купил ранчо в аризонском пригороде — а это, кстати, тот штат, где до сих пор можно увидеть старый Лондонский мост. Так вот, художник купил ранчо, построенное где-то году в двухтысячном, вместе со всей мебелью и прочими вещами, вплоть до рулонов туалетной бумаги и банок с супом в шкафах. Он велел разобрать дом, провел инвентаризацию всех вещей, сделал множество фотографий и видео, чтобы знать, где что должно находиться, и перевез все это в Англию, где заново отстроил дом на земле, принадлежавшей семье Лиама. И одновременно рядом с ранчо построил второй дом — точную копию первого, от фундамента до картин на стенах и банок с супом на полках в кухне.

— Зачем кому-то вообще такое нужно? — спросила Мей.

— Меня можешь не спрашивать, — сказала Сиси. — Будь у меня столько денег, я бы их тратила на туфли, выпивку и каникулы для себя и всех своих друзей.

— Правильно, — сказала Гвенда. Все они подняли свои сосуды и выпили.

— Адская штука, Аун, — сказала Сиси. — По-моему, она изменяет мои митохондрии.

— Вполне возможно, — сказала Аун. — Твое здоровье.

— Короче, эта двойная инсталляция получила какую-то награду. Привлекла много внимания. Весь смысл в том, что никто не знал, какой из домов настоящий, а какой — копия. Вскоре супервирус убил мать с отцом, а через пару лет после их смерти мать Лиама, паршивая овца, вернулась домой. И брат сказал ей: "Я не хочу, чтобы ты жила со мной в нашем родовом поместье. Но я позволю тебе жить на нашей земле. Я даже дам тебе работу, будешь вести хозяйство. А взамен ты будешь жить в моей инсталляции". Судя по всему, сам художник очень хотел сделать это частью проекта: найти семью, чтобы она жила там. Козел-братец сказал: "Вы с моим племянником можете поселиться у меня в инсталляции. Я даже разрешу тебе самой выбрать дом". Мать Лиама пошла поговорить об этом с Богом. Потом вернулась и въехала в один из домов.