Теперь оставалось надеяться только на организм Любавы. Уж коли она выжила после страшных ожогов, должна и сейчас справиться.

Лоскут прижился хорошо.

Каждую свободную минуту, когда не было пациентов, Никита проводил с Любавой. Он тренировал «ножку», смазывал мазью. Любава стойко терпела не совсем приятные процедуры.

И вот настал день, когда Никита решил — пора! — и отсек «ножку» на лоскуте. Любава с наслаждением расправила руку — все-таки тяжело все десять дней быть в одной вынужденной позе — и сразу взглянула на кисть. Кожа была ровная, гладкая, выделялись только операционные швы. Но со временем и они станут почти незаметными.

— Ой, как здорово! Наконец-то я смогу на дом сходить! Ремонт к концу подходит, а я здесь.

— Можно и сходить. Только руку беречь надо — в грязи не пачкать и стараться не поранить.

— Все сделаю, как велишь!

Удалить на теле сразу все рубцы невозможно, и потому Никита планировал поэтапно срезать их все, а потом приступить к лицу. Это — самое сложное, потому как требует ювелирной работы, и все его ошибки и упущения будут видны. И, кроме того, шелком шить нежелательно, надо конским волосом. Он тоньше, довольно прочный, не так заметны следы. Лицо — не рука, а для женщины — важнейшая часть тела.

Еще через пару дней Никита после трудового дня проводил Любаву на постоялый двор. А следующим днем — на княжеский двор, к конюхам, уговорив их срезать по нескольку волос подлиннее из конских хвостов.

— Зачем тебе? — удивились конюхи. — Нешто татарин ты, бунчук сделать хочешь?

— Для дела потребно.

Волосы он получил. В лекарне Иван их промыл как следует, а потом Никита порезал их на куски длиной в локоть и оставил в кувшине с самогоном для стерилизации. А после работы он отправился к ювелирам и заказал несколько тонюсеньких кривых иголок.

Ювелиры заказу подивились. Обычно заказывали украшения, а тут — иглы. Чудит покупатель, однако деньги платит. Чего не сделать тогда? Изготовили, как Никита просил.

Раньше Никита волосом не шил, как и пластикой не занимался. В больнице шьют шелком, кетгутом, хромированным кетгутом — даже тонкой проволокой.

Для начала он решил попробовать новый для себя шовный материал на коже в менее ответственных местах. Нескольким пациентам ушил порезы, наблюдал — красиво ли, ладно ли получилось. Результат превзошел все ожидания: рубчик тоненький, а следов от иглы и вовсе не видно. Пожалуй, можно приступать к главному — лицу Любавы. И делать не весь объем сразу, а по маленькому кусочку. Долго, кропотливо, зато надежно.

Тут бы уже и в дом въезжать — ремонт почти закончен, но внешность Любавы для него важнее. Да и новоселье после ремонта предстоит справлять, а он Елагину обещал со своей женой познакомить. Так уж лучше, чтобы она была с подправленным лицом.

Любава же, видя результат первой операции, не раздумывала — фактически она поселилась в лекарне.

И Никита приступил к кропотливой работе. Еще до операции он целый месяц налегал на чернику и морковь для остроты зрения — при мелкой работе глаза устают в первую очередь. Теперь раз в неделю он срезал с лица Любавы по небольшому кусочку кожи с рубцами и на это место подсаживал здоровую кожу — то со спины, то с живота. При этом лицо Любавы почти все время было забинтовано, и через месяц она взмолилась:

— Мазями пропахла — сил нет. В баню хочу.

— Уговорила, сделаем перерыв на месяц.

Никита успел заменить ей кожу на скуле и щеке — оставались лоб и шея. Но волосы на голове Любавы уже отросли, прикрывая рубцы на лбу, и сейчас бросались в глаза только рубцы на шее. Но, по крайней мере, на Любаву смотрели нормально. Сочувствовали, но не отшатывались в ужасе и отвращении.

Любава пропадала на доме. Ремонт наконец-то был завершен, артель ушла. Перед уходом каждому холопу Никита выдал по алтыну как премию.

— Премного благодарны! — поклонились ему мастера.

Однако дом стоял пустой, без мебели. Лавок, в которых торговали бы мебелью, не было, все надо было заказывать. Никита нашел толкового краснодеревщика — были в Москве такие мастера, делавшие мебель из мореного дуба, заморского палисандра, черного африканского дерева или тика. Купцы на заказ могли привезти любой товар из Европы, Азии — в том же Египте торговали африканскими товарами: деревом, слоновой костью, шкурами львов.

Вместо обычных в доме лавок Никита заказал стулья и кресла. А почему нет, если деньги позволяют? В мягком кресле сидеть удобнее, чем на жесткой лавке без спинки.

Мастера делали на совесть, как сейчас говорят — на века. Мебель получалась красивой, но уж очень тяжелой: то же кресло затаскивали в дом два крепких мужика, а шкаф — так и вовсе четверо. Но и пользовалось потом мебелью несколько поколений, поскольку тот же шкаф был из цельного дерева, а не из прессованных опилок, и руки у мастера из правильного места росли. Честью, добрым именем мастера гордились, халтуру не делали.

Единственно — сам процесс длился очень долго. Пока материал доставят, пока сделают, отшлифуют, затем резьбу затейливую нанесут и снова отполируют — да все руками…

Ох и знатная мебель получилась!

Когда обставили все, Никита и сам был приятно удивлен. Дом стал лучше прежнего, краше и удобнее. Дошло дело до посуды и мягкой утвари — тут уж Любава выбирала, она хозяйка. Никита же сделал одно приобретение, но дорогое: он купил по случаю стеклянный набор — графин и стаканы, все изящной венецианской работы. В то время стеклянные изделия на Руси были редки и стоили дорого. Вот теперь и новоселье справлять можно.

По совету Никиты Любава наняла кухарку, переманив ее из известного трактира. Никита и садовника нанял — он уже мог себе это позволить. Дворы — даже в богатых княжеских или боярских домах — были сугубо практичными. Сараи, конюшня, баня — вот и все постройки — не считая самого дома. Конечно, в богатых домах дворы дубовыми плашками выложены, чтобы сапоги господские не пачкались да возки колесами не вязли. Но до красоты дело не доходило. Вот шубу богатую купить — это да, всем достаток владельца виден. А кустарник посадить вроде роз или цветы — так это у единиц.

Никита же баню и дровяной сарай на заднем дворе поставил, скрыв их от посторонних глаз. А на переднем дворе садовник кусты розовые посадил, деревца — да все плодовые. Летом куда как приятно: тень, воздух чистый.

После посадки кустики выглядели куце, невзрачно — как и саженцы яблонь да груш. Но Никита знал — на следующий год они будут радовать глаз. Еще он планировал дорожки камнем замостить, но пока ни времени, ни денег не хватало.

Новоселье он сделал, как и обещал. Два стола пришлось ставить, поскольку князю невместно с простолюдинами за одним столом сидеть — все-таки дворянин.

Гостей было немного — Иван с сестрой Натальей да травник Кандыба. Князь Елагин с сопровождающим его молодым барином подъехали на возке уже последними. На облучке возка кучером сидел уже знакомый Никите холоп.