Вдруг Джейн заметила мужчину, который на четвереньках взбирался по насыпи, примыкающей к железнодорожному пути, и снова испытала такой же ужас, как тогда, когда чья-то рука зажала ей рот. Мужчина находился в десяти метрах и пока еще ее не заметил. Если она попытается пройти мимо, он без труда перегородит ей дорогу, тем более что она не может бежать в своей длинной и узкой юбке. Человек поднялся. Он был довольно высокого роста.

За спиной у Джейн находились изгородь, перекрывавшая выход на Орчард-стрит, полуразрушенные дома и крытый мост, прекрасно подходивший для совершения убийства. Рубашка у мужчины выбилась из брюк. Он озирался по сторонам, как будто только что совершил преступление. Джейн замерла от страха, думая об упущенных возможностях. Она могла бы вызвать такси из «Каза Блу»; пойти к Ямайке или найти способ, чтобы ей позвонить; обратиться в полицейский участок университета и узнать номер вызова маршрутного такси или вообще иметь при себе этот номер. Слишком поздно. Она же предпочла броситься волку в пасть, хотя судьба уже один раз ее предупредила, заставив на своей шкуре испытать, что такое насилие. Эрику сообщат, что ее тело нашли возле железнодорожного полотна, но она, увы, уже не узнает, как он на это отреагирует. Она сунула руки в карманы: несколько долларов, университетское удостоверение, ключи. Нащупав связку ключей, Джейн зажала самый увесистый между большим и указательным пальцами. Нужно прицелиться в глаз и одновременно ударить коленкой в пах. Главное — не промазать. Мужчина повернулся и застыл в напряжении, заметив тень в полумраке. Джейн распознала его лицо.

— Чип!

Он вздрогнул. Она быстро подошла к нему.

— Как ты меня напугал!

— Джейн!

Казалось, он был не меньше ее удивлен и совсем не рад этой встрече. Он пригладил рукой волосы и сощурился.

— Что это ты там делал? — спросила Джейн. — Потерял что-нибудь?

Она заметила, что ширинка у Чипа расстегнута, и покраснела. Должно быть, это было одним из тех мест, где встречались «голубые», о чем он сам ей когда-то рассказывал. Чип рассмеялся и подмигнул:

— Прогуливался в такую чудную ночь. А ты?

— Мы посидели в кафе с Ямайкой. Ты проводишь меня?

— Конечно. Вы ходили на концерт в субботу?

— Да. Потрясающе! Зря вы не пришли.

— У Хью был насморк, и потом, «Девятая симфония» — не в моем вкусе.

— Но когда они играют под открытым небом, под звездами — это что-то! Мы сидели прямо на траве возле сцены, рядом с оркестром. Я видела даже капельки пота на лице у дирижера! Простой старичок лет семидесяти, не меньше, с седыми волосами, но сколько в нем энергии! Весь как на пружинах. Я все время вспоминала «Заводной апельсин». Какой все-таки гений этот Кубрик — использовать Девятую симфонию для фильма!

— Да, для нее это самое лучшее применение.

На самом деле Джейн вовсе не думала о Кубрике во время концерта. Два часа она проплакала. И когда после концерта они с Линой молча сели в машину и Лина ласково положила ей руку на плечо, Джейн взорвалась. Она заявила, что они с Эриком никогда не должны были разводиться, что ей нужно было поехать в Айову, а не слушать своих знакомых, твердивших, будто все обойдется, мол, они созданы друг для друга и такая любовь встречается только раз в жизни, и что Лина — виновница этой трагедии, что подразумевалось без слов, — ничего не понимала в том, о чем рассказывала Джейн. На следующий день, когда она пришла к Лине и попросила прощения, та лишь улыбнулась и сказала, что не обижается и что этот небольшой нервный криз — естественный и полезный этап на пути к выздоровлению.

Подойдя к ее дому, они с Чипом нежно распрощались. Чип подождал, когда она войдет в подъезд, и только потом ушел. Улыбаясь, Джейн поднялась по лестнице. Странная встреча.

Из всех друзей Лины Чип был единственный, кому Джейн отдавала предпочтение. Они познакомились в июне на пикнике, который проводила Ассоциация гомосексуалистов. «Чарльз Траубридж, Чипи — для друзей», — кокетливо представился он по-французски. Он был высокий, худощавый, с пробивающейся сединой, крупными, выдающимися вперед зубами и живыми глазами, над которыми нависали косматые брови. Он знал наизусть Пруста. Неделю спустя Чип пригласил Лину и Джейн к себе на ужин. Джейн была крайне удивлена, узнав, что Чип живет в великолепном старом особняке по соседству с домом ректора Девэйнского университета. Еще больше она изумилась, когда узнала, что половина университетских зданий, в том числе и дом ректора, принадлежали когда-то семье Чипа. Его предки, обосновавшиеся в Олд-Ньюпорте в шестнадцатом веке, были процветающими торговцами. Большинство из них захоронены в склепе самой старой церкви на Центральной площади. Многие университетские здания и стипендии носили имена «Траубриджей», начиная с колледжа имени Джорджа Траубриджа, в котором училась Джейн. Дом на Грин-авеню больше походил на музей — столько там было картин, портретов и старинных предметов. Но самые красивые вещи находились в историческом музее Олд-Ньюпорта, основанном одним из Траубриджей.

На обратном пути Джейн, изрядно подвыпив, поделилась с Линой гениальной идеей: заключить с Чипом брак, который практиковался в восемнадцатом веке. Нежные партнерские и интеллектуальные отношения и полная сексуальная свобода — в общем, идеальный союз. Она в восторге от Чипа и его дома, она в восторге от этого ужина, который портила только одна деталь — присутствие старого Хью Кэррингтона, которого Чип наверняка позвал ради нее. Но когда они поженятся, она не будет приглашать своих коллег к ним домой.

Опасаясь того, как бы дело не зашло дальше шутки, Лина предпочла предупредить ее: у Чипа полно долгов и банки готовы его проглотить, как кровожадные акулы. Последний отпрыск Траубриджей не ведет праздную жизнь рантье, как думает Джейн, а работает по восемь часов в день на одной из стоянок Олд-Ньюпорта. Джейн смеялась. Лина также посоветовала ей воздержаться от любых комментариев в отношении Хью Кэррингтона.

— Но почему? У Чипа достаточно мозгов, чтобы понять, насколько он отвратителен.

— Они — любовники.

— Чип и Кэррингтон? Не может быть!

Засыпая, Джейн подумала о Хью: интересно, а знает ли он о ночных прогулках Чипа? Несмотря на многочисленные споры с Чипом на эту тему, она не понимала, как можно в браке мириться с сексуальной свободой. А что тогда делать с ревностью?

Она открыла глаза. Была темная ночь. Голова болела: приснился какой-то кошмар. Светящиеся в темноте стрелки показывали половину пятого. Джейн вздохнула. Даже если больше не уснет, все равно будет лежать.

Когда она снова открыла глаза, то увидела на белой стене полосатую тень от жалюзи, через которые пробивался солнечный свет. Взглянув на будильник, радостно вскрикнула: без четверти одиннадцать! Если бы у нее сегодня были занятия, она бы на них не попала. Через открытое окно дул теплый ветерок, ласкавший ей лицо. Лежа на твердом матрасе и накрывшись до самого подбородка легким и теплым пуховом одеялом, Джейн чувствовала себя наверху блаженства. Вдруг ей показалось, что еще не все потеряно. «Время все лечит», — не уставала повторять Лина. Лина, Чип, Ямайка, занятия африканскими танцами — жизнь преподносила ей подарки.