Потом подруга протягивает трубку мне.

– Алло?

– Оставайся на месте, – говорит мой брат. – Я еду к тебе.

Дженис идет домой, а Уилл находит меня в коридоре возле бального зала и выводит наружу. Я моргаю от солнечного света и делаю глубокий вдох. Воздух стал чище, и нам пока не нужны маски. Повсюду развешаны плакаты и листовки с фотографиями пропавших людей. Они приклеены скотчем к фонарным столбам, перилам и окнам. Те, что сорвались с мест, валяются на мостовой, и их уносят порывы ветра. Я стараюсь не наступать на фотографии, когда мы с Уиллом идем по городу пешком. Кое-кто несет свечи, пока не зажженные, но предназначенные для сегодняшней новой волны траура.

Мой брат пересматривает свою теорию: Джонатан не лежит под обломками, а был доставлен в больницу.

– Возможно, он пострадал и не в состоянии говорить, – объясняет Уилл.

– Мы обошли все больницы, – возражаю я.

– Ты ходила туда два дня назад, когда там царил сущий хаос. Кто-то уже скончался. Доставили новых пациентов. Там было много путаницы. Давай проверим еще раз.

Я соглашаюсь, потому что идея Уилла имеет определенный смысл и мы все равно ничего больше не можем сделать. Я буду в порядке, пока мы будем двигаться, пока будем искать Джонатана.

– С чего мы начнем? – уточняю я.

Уилл улыбается.

– Я всегда считал, что хорошо начинать с самого начала.

Я тоже улыбаюсь, потому что всегда хорошо начинать с нуля и потому что будто впервые в жизни мы с Уиллом были на одной волне.

На листке бумаги, который я достаю из кармана, перечислены больницы, которые мы с Дженис уже посетили, галочкой отмечены все пятнадцать. Листок стал серым от наших грязных рук и порвался от многократных складываний. Я протягиваю его Уиллу, и он его изучает. Брат переворачивает листок, рисует карту с названиями ближайших достопримечательностей и улиц, а после ставит крестик, чтобы показать, где мы находимся. Он добавляет названия больниц, расположение которых ему уже известно, и присваивает им номера – в соответствии с тем, где наиболее вероятно найти Джонатана. Он указывает на номер один.

– Вот, – говорит он. – Начнем отсюда.

Моя решимость начинает ослабевать. Мы стоим в коридоре девятой больницы. У меня болят ноги, и я больше всего на свете хочу вернуться в дом Дженис и рухнуть в постель. Но я не смогу уснуть, пока мы не закончим.

– Можно нам присесть на минутку? – спрашиваю я.

– Конечно, – отвечает Уилл.

В коридоре нет стульев, поэтому я сползаю спиной по стене, пока не сажусь на холодный кафельный пол. Уилл делает то же самое.

Меня даже не волнует, что в данный момент мы ничего не делаем. Нам столько раз сегодня отказывали, и мне нужен перерыв.

Я хочу быть сильной или казаться сильной перед Уиллом, потому что он был так добр, что вызвался мне помогать. Но я достигла своего предела, и по моим щекам текут слезы. Вскоре словно бы прорывает плотину, и я начинаю рыдать. Уилл обнимает меня за плечи.

– Мы можем проверить оставшиеся шесть больниц в списке, но если Джонатана нет ни в одной из них, это конец. Как только снимут запрет на перелеты, я полечу домой.

Из комнаты в конце коридора выглядывает медсестра, потом направляется к нам.

– Как, вы сказали, он выглядит?

Я с трудом поднимаюсь на дрожащих ногах.

Уилл тоже встает.

– У него темно-каштановые волосы. Голубые глаза. На пару дюймов выше шести футов. У него шрам на колене от порванных связок.

– Сколько ему?

– Тридцать два года.

– Подождите здесь, – приказывает она.

Я затаиваю дыхание. Я уговариваю себя не питать больших надежд, но они все равно вспыхивают с новой силой. Уилл берет меня за руку, и мы стоим так, пока медсестра не возвращается и не говорит:

– Пойдемте со мной.

Мы следуем за ней по коридору к лифту. Я боюсь открыть рот, потому что вопросы вот-вот сорвутся с языка в безумном порыве: «Куда мы идем? Что мы делаем? Как ты думаешь, это он?»

Дверь открывается двумя этажами ниже, и мы выходим вслед за медсестрой из лифта.

– Одна моя знакомая работает в отделении интенсивной терапии на этом этаже. Она упомянула о неизвестном, которого держат под наркозом из-за проблем с дыханием, и о том, что несколько человек приходили его опознать, но пока совпадений не было. Она сказала, что у него темные волосы. По росту и возрасту вроде подходит. Про цвет глаз ничего не знаю, потому что он их не открывал. Я могу впустить только одного из вас.

– Иди, Анника, – говорит Уилл, когда мы подходим к двери палаты. – Я тебя тут подожду.

Как только мы входим в палату, я начинаю колебаться, потому что, кто бы это ни был, он в тяжелом состоянии. Кровать окружают разные медицинские аппараты, слышится какофония свистков и гудков. В ноздри мне бьет запах антисептика, напоминая мне о моем собственном пребывании в больнице много лет назад. Я задыхаюсь и хватаю ртом воздух. Это только ухудшает ситуацию, потому что никакого свежего воздуха тут нет.

В тусклом свете я различаю очертания человека. Я сомневаюсь, что это Джонатан, потому что волосы выглядят неправильно – тусклые и серые, а не темно-каштановые. Медсестра жестом приглашает меня подойти к кровати. Она была такой милой, и я не хочу показаться неблагодарной или трусливой, поэтому подхожу.

Этот человек тяжело пострадал. Волосы покрыты пеплом и цементной пылью, но под ними я вижу, что цвет на самом деле темно-каштановый. А еще в них запеклась кровь. Он на аппарате искусственной вентиляции легких, трубку в горле удерживает на месте кусок белого скотча.

Я приглядываюсь, чувствуя проблеск надежды, когда мысленно перебираю плоскости и углы лица Джонатана, и пытаюсь определить их под синяками, кровью и грязью. Я не хочу прикасаться к нему, потому что это наверняка причинит ему боль, но прослеживаю эти плоскости и углы, мой палец парит в дюймах над его кожей. Лицо Джонатана похоже на поляроидный снимок, который медленно превращается в нечто узнаваемое прямо у меня на глазах. Это он. Я знаю, что это он.

Наконец я приподнимаю простыню и плачу еще сильнее, когда вижу шрам на его левом колене. Очевидно, что его ноги и, возможно, тазовые кости переломаны.

– Это тот человек, которого вы ищете? – спрашивает медсестра.

Слезы катятся по моему лицу и капают на простыню, покрывающую грудь Джонатана.

– Да. Не мог бы мой брат войти? Всего на секунду?

– Только на секунду, – эхом отзывается она.

Я бросаюсь на грудь Уиллу. Странное ощущение. Я не могу припомнить, чтобы когда-нибудь испытывала такую любовь к моему брату или хотела выразить ее таким физическим способом. Это так утешительно, что не передать словами.