С этой минуты дни стали казаться им обоим всего лишь довеском к ночам — точнее, ко времени сна: на Свальбард опустилась полярная ночь, съевшая светлое время суток, — и эти ночи были наполнены изматывающим блаженством. Многоопытный глоб, никогда не принимавший всерьёз женщин, деливших с ним постель, не узнавал себя: его тянуло к этой женщине так, как к никакой другой. И однажды ночью, лёжа в её объятьях, он взял Ингрид за подбородок и сказал, глядя в её кошачьи глаза:

— Послушай, а ты не хочешь стать моей женой? Ты могла бы покинуть Свальбард и жить там, за океаном. Мы с тобой далеко ещё не старики, и генетика не стоит на месте — у нас будут дети, и старость мы встретим вдвоём, не думая ни о чём и ничего не опасаясь: за годы работы я заработал достаточно, чтобы безбедно прожить остаток дней — вместе с той, которая захочет разделить их со мной.

— Заманчиво… Но вообще-то я собиралась стать королевой свободной Скандинавии: об этом я мечтала с раннего детства. И моя мечта…

— Не будет никакого скандинавского королевства! — оборвал её глоб. — Неужели ты не понимаешь, что все эти игры в князей и королей скоро кончатся? Ты ведь умна — этого у тебя не отнять, — разве ты не видишь, к чему всё идёт? Все карликовые государства, мнящие себя самостоятельными, рано или поздно — причём скорее рано, чем поздно, — будут поглощены могучим державами, которые можно перечесть по пальцам. И Свальбард, и вся "свободная Скандинавия" не станут исключением из этого общего правила.

Хендрикс чувствовал, что говорит лишнее, но его задел за живое завуалированный отказ всерьёз зацепившей его женщины, которую он не хотел потерять. Из всех женщин, которых он знал, след в его памяти оставила разве что Лолита (он думал с ней встретиться по возвращении домой и даже завещал кое-что этой молодой полуфабке), но Ингрид властно вытеснила из его души и сердца ничем не примечательную официантку маленького бара.

— Я подумаю, Хен, — очень серьёзно проговорила Ингрид, — это так неожиданно… Да, встретить старость вдали от непрерывных кровавых стычек, в богатстве, покое и уюте — это заманчиво. И дети — это тоже заманчиво: очень. Пожалуй, я приму твоё предложение — если, конечно, ты всерьёз намерен взять меня в жёны. Но ты должен меня убедить!

— Я предлагаю тебе стать моей женой, и это всерьёз. А чем я должен тебя убедить?

— Пылкой страстью, вот чем! — Ингрид рассмеялась, по-змеиному ловко вползая под Хендрикса и ловя низом живота его набухавшие чресла. — Люби меня! Ещё… Ещё… И ещё…

Они наслаждались друг другом неистово, до полного изнеможения. В конце концов насытившаяся Ингрид заснула, а глоб остался лежать на спине, не в силах ни шевельнуться, ни даже уснуть: перевозбуждение не позволяло его мозгу отключиться и уйти в желанный покой.

"И как это только Эйрик при такой жене ещё находит силы на рабынь и наложниц? — недоумевал милитар. — Она же способна вымотать кого угодно, хоть самого Казанову! Если она станет моей женой, мне придётся следить за ней в оба глаза, чтобы она не прихватывала сладкий кусок на стороне — с неё станется. Только не "если", а "когда" — она будет моей женой. Остаются кое-какие технические мелочи — как нам с ней покинуть Свальбард, и когда, — но всё это разрешимо: при условии, конечно, что мне не придётся увозить её силой (например, усыпив). Думаю, однако, что до этого не дойдёт — Ингрид прямолинейна, и если бы моё предложение пришлось ей не по вкусу, она бы так и сказала. У неосредневековья есть свои плюсы — людям нет необходимости врать друг другу на каждом шагу, хотя чересчур правдивыми их не назовёшь. Но концентрация тотального вранья по сравнению с былыми временами заметно снизилась: нет средств массовой информации, и это сказывается. Хотя — где как: у меня дома

СМИ не только не исчезли, но даже усовершенствовались. У викингов — и у русских — всё заметно проще, вот только нужна ли миру эта их варварская простота?".

Его мысли прервал еле слышный сигнал коммуникатора. Внутренне чертыхнувшись, Хендрикс встал (осторожно, чтобы не разбудить Ингрид), порылся в одежде, в беспорядке брошенной на пол, вытащил из кармана куртки маленькую жужжащую коробочку, и пару секунд размышлял, активировать приём или нет. В пяти шагах от него спала жена ярла, но спала ли она, или только прикидывалась? Выйти в коридор? Но коридор просматривается камерами слежения, стерегущими дом властителя Свальбарда. Отношения посланца United Mankind и супруги Эйрика вряд ли являются секретом для ближайших сподвижников ярла, но имидж надо соблюдать — появление одетого в халат глоба в холле дома Эйрика глубокой ночью сохранению этого имиджа явно не поспособствует.

Сигнал повторился — кто-то там, за океаном, настойчиво требовал связи, и Хендрикс догадывался, кто это мог быть. "В конце концов, слушать — это не говорить, — подумал глоб, активируя экранированный канал. — И к тому же Ингрид, очень на то похоже, скоро станет миссис Хендрикс".

— Слушаю, — тихо произнёс милитар, покосившись на спящую женщину.

Лицо его приняло озабоченное выражение: заокеанский абонент говорил о важном. Не произнося ни слова, милитар внимательно слушал, и только в конце разговора (точнее, монолога) подтвердил, стараясь не повышать голос:

— Принято и понято. Предел самостоятельности: передача ядерного оружия — ни под каким видом, передача энергоисточников — только при условии присоединения Свальбарда к United Mankind. Операция проходит по плану. Конец связи.

Отключившись, Хендрикс на цыпочках приблизился к смятому и развороченному ложу и пристально вгляделся в лицо Ингрид, хорошо различимое в лунном свете, падавшем из окна. Женщина спала, спала

спокойно и безмятежно, и на её опухших от поцелуев губах застыла улыбка сытой кошки, вдоволь порезвившейся с котами шалой весенней порой.

За окнами Лонгйирбюена безраздельно властвовала стылая полярная ночь, обёрнутая белым покрывалом мятущейся пурги.

203… год

Пронзительный холодный ветер врывался в лабиринт фиорда и разводил волну. Но волна, добегая до береговых камней, не оборачивалась прибоем: ледяная шуга, скопившаяся у берега, окантовала бухту широкой белой каймой, в которой волны бессильно гасли, теряя разбег и напор. Казалось, вдоль побережья разлёгся гигантский морской змей, тяжело дыша и раздувая чешуйчатую шкуру в тщетной попытке вылезти на сушу.

Денис Игоревич Изотов стоял на пустом пирсе, слушая шелестящий шорох ледяного крошева, трущегося о причал, и мысли его были далеко. Сюда, к этому причалу должен был вернуться "Гепард", но не вернулся — лодка навеки осталась в приполюсных водах, и там же остался Олег Геннадьевич Катунин, разделивший судьбу субмарины.

"Что произошло на борту "кошки"? — думал Денис, не обращая внимания на резкие порывы ветра. — Гидрофоны "Пантеры" засекли подводные взрывы — не один, а несколько, — значит, там был бой, а не авария. С кем? Кто мог атаковать нашу лодку в наших водах? Ханьцы? Вряд ли… Глобы? Возможно, хотя они ведут себя крайне осторожно и не идут на обострение — не те времена, особенно если учесть факт объединения Новой Руси в единое государство. Викинги? По данным разведки, у грумантского ярла Эйрика появились атомные субмарины, и памятуя его склонность к авантюрам, можно предположить, что он здесь замешан. Проклятая нефть — она притягивает к себе кровь, мой брат