Он старался что есть сил. Сезон начинался в середине января, и нужно было выступить как можно лучше – победить или занять достаточно высокое место, чтобы набрать побольше очков и войти в марте в высшую лигу. В июне уже могло быть слишком поздно.

Мать знала, чем он занимается, и понемногу вновь начала отстраняться. Она и сердилась, и грустила, и Люк жалел, что с ним нет Софии, хотя бы для того только, чтобы ослабить растущее напряжение. Он просто скучал по Софии. Поскольку девушка уехала на праздники в Нью-Джерси, Рождество прошло тихо и незаметно. Люк зашел к матери лишь к вечеру, и держалась Линда очень сдержанно.

Он обрадовался, когда продажа елок закончилась. Хотя они неплохо заработали, в процессе остальные дела на ранчо пришлось отложить на потом, и погода отнюдь не улучшала положения вещей. Список задач становился все длиннее, и Люк тревожился, особенно потому что знал: в грядущем году предстоит много разъезжать. В его отсутствие матери станет еще труднее…

Конечно, если он не начнет с самого начала выигрывать.

Все и всегда упиралось в это. Несмотря на продажу елок, благодаря которой Линда сумела прикупить еще семь пар скота, ферма приносила слишком мало дохода, чтобы хватало на уплату по долгам.

Помня об этом, Люк шел тренироваться и считал дни до Нового года и до встречи с Софией.

Он поднялся рано утром и приехал в Джерси-сити незадолго до обеда. Они провели вечер с родителями и сестрами Софии и, не захотев толкаться в толпе на Таймс-сквер, где проходили новогодние торжества, тихо поужинали в незатейливом тайском ресторане, а потом поехали к Люку в отель.

София лежала на животе, а Люк рисовал пальцем кружочки у нее на спине.

– Перестань, – сказала она, ерзая. – Не получится.

– Что не получится?

– Я уже сказала, что не могу остаться. У меня комендантский час.

– Тебе уже исполнился двадцать один год, – возразил Люк.

– Но я живу у родителей, и они устанавливают правила. Они и так уж проявили чрезмерную доброту, позволив мне гулять до двух часов ночи. Обычно они требуют возвращаться к часу.

– А что будет, если ты останешься здесь?

– Они скорее всего решат, что мы переспали.

– Но ведь мы и так уже спали.

Девушка повернулась к нему.

– Да, но родители не знают. И я не намерена это афишировать.

– Но я приехал всего на одну ночь. Завтра мне уезжать.

– Правила есть правила. И потом, ты же не хочешь ссориться с моими родителями. Ты им понравился. Хотя сестры и были разочарованы тем, что ты приехал без шляпы.

– Я постарался вписаться в окружение.

– И у тебя прекрасно получилось. Особенно когда ты снова начал рассказывать про «Четыре эйч». Ты заметил? Мои родные точно так же, как я, раскрыли рот, когда оказалось, что ты сначала растил тех бедных свинок как домашних любимцев, а потом продавал на мясо.

– Между прочим, ты первая об этом вспомнила.

– Разумеется, – лукаво ответила София. – Видел, какое лицо было у Далены? У нее глаза на лоб полезли. Кстати, как поживает твоя мама?

– Нормально.

– Она все еще сердится?

– Сама понимаешь.

– Она успокоится.

– Надеюсь. – Люк наклонился и поцеловал девушку. София ответила взаимностью и одновременно легонько оттолкнула его.

– Целуй меня сколько вздумается, только не забудь отвезти домой.

– А если я тихонько проберусь в твою комнату?

– Исключено, ведь дома сестра. Это уж как-то слишком.

– Если бы я знал, что ты не останешься на ночь, то, может, вообще не поехал бы.

– Не верю.

Люк рассмеялся, а потом опять посерьезнел.

– Я скучал.

– Нет, не скучал. Ты слишком занят, чтобы скучать. Каждый раз, когда я звонила, ты что-нибудь делал. Между работой и тренировками тебе даже некогда обо мне думать.

– Я скучал, – повторил Люк.

– Знаю. И я скучала. – Она коснулась его лица. – Но к сожалению, нужно собираться. Завтра мы ждем тебя на ланч, помнишь?

Вернувшись в Северную Каролину, Люк решил удвоить усилия. Первое выступление в сезоне предстояло через две недели. За два дня, проведенные в Нью-Джерси, он отдохнул и впервые за долгое время почувствовал себя в форме. Единственной проблемой было то, что в Каролине стояли такие же холода, как и в Нью-Джерси, и Люк с ужасом предвкушал мороз в сарае, когда вышел из бунгало.

Он как раз включил свет и разминался перед первым заходом, когда услышал скрип открывшейся двери. Люк развернулся и увидел, как из теней показалась Линда.

– А, мама, – с удивлением сказал он.

На ней, как и на сыне, был теплый свитер.

– Я заглянула к тебе, а ты уже ушел. Тогда я сообразила, где ты можешь быть.

Люк ничего не сказал. Мать молча вступила в выстланный пеной круг, проваливаясь на каждом шагу, и встала по другую сторону механического быка. Неожиданно она протянула руку и коснулась тренажера.

– Помню, как твой отец привез домой эту штуковину, – сказала она. – Тогда был настоящий бум. После того старого фильма с Джоном Траволтой все мечтали стать ковбоями, и почти в каждом баре установили механического быка, но интерес угас через пару лет. Когда один из таких баров сносили, твой отец решил купить быка. Он обошелся ему недорого, но все-таки дороже, чем мы могли себе позволить, и, помнится, я страшно разозлилась. Он в то время был в Айове, или в Канзасе, или еще где-то, а потом прикатил домой, выгрузил эту махину, развернулся и поехал в Техас выступать. Он обнаружил, что бык не работает, лишь когда вернулся. Пришлось разобрать его на винтики, и у отца ушел целый год, чтобы привести его в рабочее состояние. Затем родился ты, а отец почти перестал выступать. Бык стоял в сарае и собирал пыль, пока однажды он не посадил на него тебя… Кажется, тебе было два года. Я опять рассердилась, хотя бык едва двигался. Я поняла однажды, что ты пойдешь по стопам отца. А я этого не хотела. Мне всегда казалось, что это не лучший способ зарабатывать деньги.

В голосе матери Люк услышал непривычную горечь.

– Почему ты ничего не сказала?

– А что я могла сказать? Ты такой же упертый, как твой отец. В пять лет ты сломал руку, когда объезжал теленка. Но тебя это не напугало. Ты расстроился только потому, что пришлось на несколько месяцев сделать перерыв. Что я могла поделать? – Не ответив на вопрос, Линда вздохнула. – Я долгое время надеялась, что ты перерастешь. Наверное, я была единственной матерью в мире, которая молилась, чтобы ее сын-подросток заинтересовался девочками, машинами и музыкой. Но напрасно.

– Машины и девочки мне тоже нравились!

– Не исключаю, но скачки на быках были для тебя смыслом жизни. Именно этим ты хотел заниматься больше всего, ни о чем другом не мечтал, и… – Она закрыла глаза. – Ты прирожденный ковбой. Я против собственной воли признавала, что талантов, желания и мотивации тебе хватит, чтобы стать лучшим в мире. Я гордилась тобой. Но все-таки страдала. Не потому что думала, будто ты не справишься. Просто я знала: ты готов рискнуть жизнью, чтобы исполнить свою мечту. Я снова и снова видела, как ты получаешь травмы – и опять выходишь на арену. – Линда переступила с ноги на ногу. – Не забывай, что для меня ты навсегда останешься ребенком, которого я когда-то, младенцем, держала на руках.