Теперь вход Саймону был открыт только в одну бамфордскую пивную, самую грязную и пользующуюся дурной славой. Владелец пивной, старый брюзга и мизантроп, почитал за счастье, если в общем зале собиралось с полдюжины посетителей. Впрочем, к своим немногочисленным клиентам он относился с явным презрением. Он не запрещал Саймону пить в его заведении. Ему было все равно, кто к нему приходит. Его паб не был фирменным, то есть он не получал пиво от какой-либо крупной пивоваренной компании. Здесь не варили и свое пиво. А потому владелец пивной мог ни перед кем не отчитываться.

Вечером в четверг, через неделю после происшествия на рыночной площади, Саймон сидел один в мрачном углу. Он всегда садился за один и тот же столик. Владелец пивной, облокотившись о барную стойку, читал газету. В дальнем углу пили двое пожилых завсегдатаев в кепках, а за столиком у двери нашла приют крашеная блондинка, которую, как и Саймона, отовсюду выперли. Сегодня ей улыбнулось счастье. Ей удалось подцепить одинокого скучающего бизнесмена, приехавшего в Бамфорд по делам. Сейчас блондинка, пользуясь щедростью своего нового приятеля, с бешеной скоростью поглощала чинзано с лимонадом.

Вокруг Саймона сгущалась мрачная атмосфера, чему способствовало и невкусное, горькое пиво цвета слабозаваренного чая. Владелец пивной называл его «светлое». Но поскольку грязь в пивной царила страшная, пиво с таким же успехом могло оказаться и «темным». Саймона заботил завтрашний день. Ему предстоит давать показания перед коронером и жюри присяжных. Коронер устроит ему перекрестный допрос и попытается подловить на противоречиях. Наверняка попробует доказать, что в его действиях прослеживается злой умысел. Но он ничего им не скажет. Колин его проинструктировал: надо держаться только самых основных фактов. Главное — не забывать, что стерва свалилась с лошади у всех на виду. Невозможно не признать очевидное. Однако нужно отрицать, что он собирался причинить ей вред. Говорить четко, быть откровенным и смотреть им в глаза. Не давать себя запутать. Обязательно упомянуть о том, что он сожалеет о случившемся, и выразить соболезнования родственникам. Последнее будет сделать трудно, извинения для него как кость в горле, но Колин настаивал. Надо выразить свои соболезнования. Кто мог предположить, что она упадет?

Саймону вдруг стало ужасно жаль себя. Микки знает, через что ему предстоит завтра пройти! Мог бы и составить ему компанию. Даже девчонки сейчас отвлекли бы его от мрачных мыслей. Но они не пожелали его поддержать. Всем троим не терпится от него избавиться. Поморщившись, Саймон поставил на стол кружку с недопитым пивом и встал. Хватит с него! Пора возвращаться на Джубили-роуд, в свою нору. Где-то сейчас Микки и девчонки? Наверное, веселятся в «Грозди винограда»! В горло хлынула желчь. В этот миг Саймон всех ненавидел. Вдруг он вспомнил, что дома его ждет важное дело, и заторопился. Пошатываясь, направился к двери и нечаянно задел столик, за которым сидели блондинка и ее кавалер.

— Смотри, куда идешь! — возмутилась блондинка, брезгливо отряхиваясь. — Вид как с помойки, а еще туда же, на людей налетает!

— У меня дома двое таких… — мрачно проговорил бизнесмен. — Я ухнул на них целое состояние: учеба в частных школах, уроки музыки, поездки в Европу, а что толку? Ни один не может найти приличную работу и даже не заговаривает о том, чтобы куда-то устроиться! Целыми днями слоняются по дому, хоть бы матери помогли посуду вымыть. Не знаю, в кого они такие.

— Не говори, дорогой! — поддакнула блондинка, похлопав своего кавалера по руке. В ее густо накрашенных глазах мелькнула искра неподдельного сочувствия, заменившая профессиональную внимательность, с какой она раньше слушала его излияния. — Уж я-то тебя понимаю! У меня тоже есть дочка, сейчас ей девятнадцать. Уехала в Лондон, не пишет, не звонит! Разумеется, сбежала с парнем. Я предупреждала, от него добра не жди, но разве она меня послушает? Не знаю, где она и чем занимается. А ведь когда была маленькая, она у меня ни в чем не знала отказа! Я покупала ей все, что она просила. Из кожи лезла, но оплачивала уроки танцев, колготки, балетные пачки, туфли и все остальное. Вот, смотри…

Блондинка порылась в дешевой сумке и вытащила оттуда папку. На грязный, засаленный стол посыпались фотографии.

— Вот моя Синди, когда ей было шесть лет. Она у меня ходила как маленькая принцесса!

Бизнесмен тоже достал фотоальбом.

— А вот мои два мальчика; сняты пять лет назад, когда мы вместе ездили на Майорку. Как вспомню, сколько я ухнул на эти заграничные отпуска… Знал бы я тогда, я бы лучше накопил денег и купил спортивную машину!

Сблизив головы, парочка стала перебирать фотографии, на которых застыла прошедшая жизнь: утраченные иллюзии, надежды, с которыми пришлось расстаться, отвергнутая любовь… По крайней мере, на ближайшие четверть часа блондинку и бизнесмена объединило чувство утраты и скорби.

Саймон направился домой, на Джубили-роуд. Свет в окнах не горел. Он отпер дверь, и в ноздри ему ударил запах тлена. Да, его жилье — настоящая помойка. Он нащупал выключатель, но лампочка в коридоре не зажглась. Опять перегорела! Немудрено — при такой паршивой проводке. Новые лампочки перегорают через две минуты. Саймон в темноте поднялся наверх по скрипучей лестнице, держась за ветхие перила, чтобы не упасть, и распахнул дверь в свою комнату — она выходила на лестничную площадку. Из соседней комнаты, в которой жил Микки, послышался шорох.

— Мик! — позвал Саймон. Он обрадовался, несмотря на презрение, какое питал к своим компаньонам.

Ответа не последовало. Никого там нет! Предвкушение хоть какого-то общества окончилось разочарованием. Саймон перешагнул через порог и включил свет. В его комнате ничего не изменилось. Все так же, как перед уходом: беспорядок, незастланная постель, давно не стиранные простыни. В углу куча грязного белья. На столе заготовки для работы. Саймон окинул стол довольным взглядом. Да, сегодня он много успел. Но сначала надо спуститься вниз и сварить кофе. Чашка кофе его взбодрит.

Он вышел на неосвещенную лестничную площадку и недолго постоял на ней, привыкая к темноте и пытаясь разглядеть ступеньки, которые уходили вниз и терялись во мраке. Неожиданно свет за спиной погас, и Саймон очутился в кромешной тьме.

— Черт! — пробормотал он. — Там тоже лампочка перегорела…

Это была его последняя связная мысль.

Когда поступил срочный вызов, дежурный немедленно известил старшего инспектора Маркби. Алан велел дежурному разыскать сержанта Пирса и передать, чтобы тот тоже ехал на место происшествия. Сам старший инспектор отбыл на Джубили-роуд, испытывая волнение, какое не чувствовал уже много лет.

Ни один полицейский не в состоянии до конца привыкнуть к насильственной смерти. Конечно, в результате многолетнего опыта расследования убийств у него нарастает некий защитный панцирь, который не дает испытать сильную душевную травму. Со стороны полицейские могут даже показаться черствыми людьми, но на самом деле среди них мало таковых. Всякая смерть противоестественна, особенно насильственная.