Разыскал у берега лодчонку ветхую, уселся в неё и только хотел за весло взяться, как лодка сама его на центр озера повезла, выплыла и остановилась. Все как надо сделал Николай: спел заклинание духам перемен, веслом по воде ударил и спросил у Источника Вермён: «Что будет со всеми кто дорог мне?»

Забурлила чёрная вода, засвистела скоростью летящего времени и отдала ему картины будущего видениями на глади озёрной.

Смотрел шаман во все глаза и всё, что хотел, узнал. От знания такого закричал он голосом раненного зверя, упал на дно лодочки, зарыдал горько-горько, стал просить у Источника Времён, что бы вода поглотила его и дала вечный покой.

Не согласилось озеро, и дух перемен сказал шаману слова заветные, слова пророчества.

Поплыла лодка к берегу, повезла шамана на стойбище. Далеко тот берег оказался, оторвался он от озера и стал берегом реки, на котором ждали шамана тунгусы. Причалила лодка у стойбища, подбежали к ней люди, смотрят, а там их шаман спит. Взяли его на руки и на шкуры отнесли, а лодка повернула против течения и к себе на озеро уплыла.

Три дня спал шаман, а когда проснулся, снова собрались вокруг него старейшины родов и спрашивают:

─ Что показал тебе Источник Времён? Скажи!

Ответил им Николай словами духа перемен:

─ Рано еще. Всё созреть должно. Не пришло время стрелять охотнику в того зверя, который бежит днем под солнцем, а ночью под луной. Не подобрался он еще к краю своей дороги!

Больше ничего шаман старейшинам не сказал.

Пошли они от него в раздумьях над словами такими и в обиде большой.

Летит время. Никому ничего хорошего оно не приносит. Телеграмма из N-ска горем постучала в дверь Сергея Павловича. Погибла в аварии единственная дочь. Не выдержало сердце, не помогли врачи. Пошла его душа искать по иным мирам дочь утерянную.

Снова, как много лет назад, заявился к Илье Монастырёву Николай.

─ Давно не виделись, – говорит, – по делу я.

─ А ты без дела и не ходок, – пригласил Илья Николая, чай заварил, слушать собрался.

─ Ухожу я, Илья, – начал шаман. – Сына твоего забираю, Эрлика. Не вернёмся мы. Воронами наши души в тайгу прилетят. Попрощайся с ним.

─ Не пущу! – кричит Илья. – С кем же мне оставаться! Как жить и для чего?!

─ Внучку верну тебе. Её станешь беречь. И не будет по-другому, так написано на судьбах наших.

─ Не изменился ты в делах, Николай. Всегда вместе и белую, и чёрную вести приносишь.

─ А их по отдельности не бывает. Радость и горе рядом живут. Порой, где одно, а где другое и не различишь. Что одним горе, то другим радость и наоборот. Я духов просил жизнь мою забрать, а они оставили. Горе это или радость?

─ Горькая радость это, – согласился Илья Павлович. – Отчего ж духи тебя так наказали?

─ Воля их такая, что бы внучку Монастырёвскую спасти и бубен священный тунгусам вернуть.

─ Как же ты Лялю мне вернешь?

─ Денег мне дай. Немного. И людей держи в готовности день и ночь. Как позвоню, пусть в N-ск выезжают и ждут меня с ребёнком, где я укажу. Вот и все. А когда позвоню через год ли, два мне и самому неведомо.

─ Обрекаешь меня на ожидание и одиночество.

─ Не скажи. Тебе не скучно и трудно придётся. После смерти брата, многие захотят твое добро отобрать. Готовься к борьбе жестокой. Сбереги ради внучки нажитое. Ну…. Пойду я.

─ Стой! Скажи мне напоследок, Николай, как мне внучку от невзгод уберегать? Известно ли тебе будущее ее? Ответь!

Молчит шаман, глаза опустил, прячет их от ищущего взгляда Ильи Павловича.

─ Молю тебя, скажи! Знаешь же, черт лесной, что-то! Вижу, что знаешь. На колени встану, скажи!

─ Не могу я, Илья. Не могу, – тихо отвечает Николай. – Не зависит ее судьба ни от слов моих, ни от знаний. Будешь её беречь и любить, а там, бог даст, все хорошо сложится.

На следующий день отправился Николай Эрлика по лесозаготовкам искать. Сидит Эрлик в вагончике чернее тучи, любовь свою поминает, водку бутылками пьёт, а она его не берет. Нет у него слёз на глазах, нет тёплой боли – тоски на сердце, только злость и досада ему голову пекут.

Как увидел вошедшего Николая, встать хотел, но только на стуле поёрзал. Весь хмель в ногах осел.

─ Отчего такая честь мне, – спрашивает, – что сам главный Белый Шаман пожаловал? Или жалеть меня собрался, так не нужна мне жалость твоя! А водки налью, если будешь.

─ Налей! – говорит Николай. – Выпьем с тобой на дальнюю дорожку.

─ Это на какую дорожку? Уезжаешь? Ха-ха! А кто ж тунгусов от меня беречь будет? Может, и ты на них обиделся? Тогда я союзник твой.

─ Дорожка не моя, а наша. Поедем вместе, но делать дело будем врозь, – спокойно вымолвил Николай и стакан пригубил.

─ В дорогу вместе зовёшь, а водкой моей брезгуешь. Не годится тебе меня обижать, я тут не последний человек.

─ Не время, Эрлик, чванством мериться. Дочь твою Лялю спасать надо. Вот так-то.

─ А-а! – Взъярился Эрлик. – Вспомнили, мудрецы, что она дочь моя, когда беда подкралась! Где ж вы раньше были, отчего меня отогнали от семьи, увезли, упрятали женщин от Эрлика? Кровь моя лесная грязной показалась, доля моя сиротская низкая для вас? Нет теперь мне интереса, защищать то, что судьба отобрала! Не поеду я!

─ Остынь, Эрлик. Вспомни детство свое сиротское. Несладкое оно было. Неужели дочери своей того же хочешь? Спрячь обиду свою на время. Вскоре вернется к тебе жажда мести только с еще большей силой. Много тайного о себе узнаешь на этом пути и отомстить сможешь обидчикам своим, если захочешь. Видел я будущее в Источнике Времён, оттого и зову тебя. Плохо, ох, плохо Ляле сейчас. В недобрых руках она, во власти фанатика сумасшедшего. Искупи грехи свои за дела жестокие. Собирайся в дорогу.

─ Грехи мои искупить невозможно, – уронил Эрлик голову на грудь. – Огонь ненависти изнутри сжигает меня. Нет уже того Эрлика, Николай, которого ты выкормил и защитил. Я теперь Проклятый Демон. Слышал?

─ Слышал. Но поведаю тебе, что поедешь не только за дочерью. Поможешь мне забрать и вернуть в тайгу «Огонь Хэглуна».

Как ни пьян был Эрлик, но от слов таких на ноги поднялся.

─ Разве не утерян «Огонь Хэглуна» навсегда? Неужели и вправду он существует?

─ Существует. Едем, Эрлик. Могиле прадеда твоего Бальжита поклонимся. Едем.

─ Хорошо, – соглашается Эрлик. – Поеду с тобой. А что делать мне придется?

─ Что ни сделаешь ты – всё судьбой твоей учтено. Все без остатка. К обидчику своему, Курдюму, за дочерью пойдёшь, и работать у него станешь. А там… – махнул рукой Николай, – разберёшься, коли захочешь.