Взгляд мальчика приковало зеленое сияние, заполнившее дверной проем и осветившее его лицо и серебряные волосы.

– Кит, – прошептал он, – смотри.

– Что еще? – устало откликнулся принц:

Он бросил взгляд в сторону двери, и лоб его пересекли морщины. Затем, сбросив с плеч плащ, Кит-Канан поднялся на ноги и, ухватившись за дверной косяк, выглянул на улицу. Странный зеленый свет исходил от тела Анайи, укрытого одеялом. Принц Сильванести ступил наружу, Макели последовал за ним.

Кит-Канан опустился на колени у тела жены и медленно откинул меховое одеяло. Прохладное зеленое сияние усилилось – его излучало тело.

Изумрудные глаза раскрылись.

С полузадушенным воплем Кит-Канан отпрянул. Анайя села. Свет потускнел, осталась лишь бледно-зеленая аура, окружавшая эльфийскую женщину. Она была вся зеленой – с головы до ног.

– Ты… ты жива! – заикаясь, произнес он.

– Нет, – печально ответила Анайя. Она встала на ноги, и Кит-Канан тоже поднялся. – Это часть изменения, которое должно было произойти. Жизнь покинула меня, и теперь, Кит, я становлюсь одним целым с Лесом.

– Не понимаю. – Разговор с женой теперь, когда он отказался от мысли даже когда-нибудь увидеть ее, наполнил Кит-Канана великой радостью. Но выражение ее лица, ее голос пугали его больше, чем смерть. Он не мог понять, что происходит.

Зеленая женщина прикоснулась ладонью к щеке мужа. Рука была холодной и мягкой. Она улыбнулась ему, и он почувствовал, как к горлу подступает комок.

– Это случилось и с другими Хранительницами. Когда приходило их время, они также сливались с Лесом. Я умерла, дорогой Кит, но я останусь здесь на тысячи лет, соединившись с Лесом.

Кит-Канан обнял ее.

– А как же мы? Неужели ты хочешь нас покинуть? – спросил он хриплым от страха голосом.

– Я люблю тебя, Кит, – страстно воскликнула Анайя, – но моя жизнь подошла к концу. Такова моя судьба. Я рада, что смогла объяснить тебе это.

Она высвободилась из его объятий и отошла на несколько ярдов.

– Мне всегда нравилось это место на поляне, здесь так хорошо, – удовлетворенно сказала она.

– Прощай, Най, – плача, произнес Макели. – Ты была мне доброй сестрой!

– Прощай, Кели. Будь счастлив.

Кит-Канан подбежал к ней. Он не мог с этим смириться. Это все было слишком странно. Все происходило так быстро! Он попытался еще раз обнять Анайю, но она словно приросла к земле.

Она с упреком взглянула на Кит-Канана и, желая утешить его, произнесла:

– Против этого невозможно бороться, Кит. – Голос Хранительницы становился тише, и она добавила: – Так должно было случиться.

– А как же наш ребенок? – в отчаянии спросил он.

Анайя приложила руку к животу:

– Он по-прежнему здесь. Его появление не было предусмотрено. Через много, много лет он родится снова… – Свет в ее глазах медленно угасал. – Прощай, любовь моя.

Кит-Канан сжал в ладонях лицо Анайи и поцеловал ее. Лишь мгновение губы ее сохраняли мягкость живого тела, а затем стали твердыми. Принц отшатнулся, и, когда он еще касался ее лица, черты женщины начали меркнуть. Кожа превратилась в древесную кору. Не успел Кит-Канан еще раз произнести ее имя, как Анайя исчезла. Стоя на краю поляны, принц Сильванести обнимал стройное дубовое деревце.

В течение месяца послы вели переговоры со Звездным Пророком, но им так и не удалось прийти к соглашению. В конце концов, Пророк Ситэл заболел. За прошедшие недели здоровье правителя ухудшилось, а напряженные заседания отнимали последние силы, и наутро двадцать девятого дня он уже не смог подняться с постели. Пророк хворал так редко, что дворец охватила легкая паника. Слуги сновали вокруг, переговариваясь шепотом. Ниракина призвала к постели Пророка Ситаса и Герматию. Ее голос звучал так горестно, что Ситас уже ожидал увидеть отца на пороге смерти.

Теперь, стоя в ногах кровати, принц видел, что Ситэл изнурен и упал духом. Ниракина сидела рядом с больным мужем, приложив к его лбу влажную тряпку. Герматия маячила на заднем плане, явно чувствуя себя неловко в присутствии больного.

– Позволь мне позвать лекаря, – настаивала Ниракина.

– В этом нет нужды, – коротко ответил Ситэл. – Я просто должен немного отдохнуть.

– У тебя горячка!

– Нет! Что ж, а если и горячка, я не хочу, чтобы разнесся слух: Звездный Пророк настолько ослабел, что ему необходим лекарь. Что ты предполагаешь сообщить народу? И иноземным послам?

Эта короткая речь обессилила Ситэла, он тяжело дышал, бледное лицо резко выделялось на фоне кремовых подушек.

– Кстати, насчет послов, что я должен сказать им? – спросил Ситас. – Если ты не сможешь сегодня присутствовать на совещании.

– Скажи им, пусть пойдут напьются, – пробурчал Ситэл. – Хитроумный гном и эта вздорная баба.

Голос его затих.

– Нет, муж мой, так не годится, – мягко заметила Ниракина. – В болезни нет ничего постыдного, ты знаешь. Если ты позовешь лекаря, то встанешь на ноги гораздо быстрее.

– Благодарю, я поправлюсь сам.

– Ты можешь лежать здесь неделями, в горячке, в дурном настроении…

– У меня хорошее настроение! – закричал Ситэл.

Ниракина решительно поднялась с кровати и обратилась к Ситасу:

– Кого бы нам позвать? Кто лучший целитель в Сильваносте?

Из дальнего угла послышался голос Герматии:

– Мирителисина.

– Это невозможно, – быстро возразил принц, с упреком глядя на жену. – Она находится в тюрьме, госпожа, и тебе это отлично известно.

– Какой вздор, – перебила мать. – Если Пророку нужен лучший лекарь, можно приказать ее выпустить.

Ни отец, ни сын и виду не подали, что слышали эти слова.

– Мирителисина – высшая жрица Квенести Па. Никто в Сильваносте и сравниться с ней не может в искусстве врачевания. – Ниракина обращалась к Ситасу. – Она находится в заточении уже больше полугода. Разве это не достаточное наказание за минутную неосторожность?

Ситэл закашлялся, долгий, сотрясший тело пароксизм заставил его скрючиться на постели.

– Это застарелая лихорадка, – ловя ртом воздух, выговорил он. – Я знаю, иногда она возвращается.

– Лихорадка? – переспросил Ситас.

– Наследство бурно проведенной молодости, – слабым голосом ответил Пророк. Он приподнялся в кровати, и Ниракина поднесла к его губам чашу с прохладной водой. – Когда я был молодым, то часто охотился на болотах в устье Тон-Таласа. Тогда я и подхватил лихорадку.