— Вы встречались с ней тайно, Линдсей? — поинтересовался он.

— Нет. Но если вы по-прежнему будете запрещать мне ухаживать за ней, я попытаюсь видеться с ней у вас за спиной.

Хепберн смягчился, услышав такое честное признание.

— Я поговорю с Дженни и ее отцом. Она уже пострадала один раз, и мне не хочется, чтобы это повторилось.

— Логично, милорд.

— Скажите мне правду, Эндрю. То была стрела вашего кузена?

— Не знаю, лорд Стюарт.

— Как вы думаете он способен на такое? — настаивал Хепберн.

Эндрю помолчал, потом медленно кивнул головой.

* * *

— У королевы ангина. Все из-за того, что она уперлась и отправилась на похороны Кейт на барке по реке, а не в закрытой карете посуху. В тот день на Темзе дул сумасшедший ветер, но разве она послушается совета?

Филаделфия и Кэтрин обсуждали последние события, сидя в столовой королевского дворца в Ричмонде.

— Ее уложили в постель? — спросила Кэтрин.

— Нет, конечно. Она запретила леди Трокмортон даже заикаться об этом. — Филаделфия покусала губу. — Сегодня Елизавета три раза назвала меня Кейт. Не могу понять, то ли это оговорка, то ли она немного не в себе и действительно считает, что я — Кейт. Одно знаю наверняка: ей требуется уход.

Кэтрин тронула Филаделфию за рукав.

— Я не хочу, чтобы и ты заболела. Если она откажется от услуг других фрейлин, на тебя свалится столько хлопот. Я вижу это по своей матери. Она сейчас чистит и убирает на хранение все платья Елизаветы, в которых есть хоть намек на какой-то цвет. А вынимает и приводит в порядок только черные.

Филаделфия оглядела зал.

— Весь двор — что мужчины, что женщины — в трауре. Понятно, это дань уважения Кейт, но дворец просто задыхается в меланхолии. Я не только чувствую себя какой-то тусклой и серой, я и выгляжу так же.

— Тебе нужно порадовать себя новым платьем. Черный цвет элегантный, но только в редких случаях. Я сейчас сижу без дела. У королевы уже заготовлена куча траурных костюмов.

— Спасибо, моя дорогая. Это будет мило. Пойду-ка я назад, к Елизавете. На вечер назначена аудиенция Сесилу, и ей захочется привести себя в порядок.

Когда Филаделфия вошла в королевскую спальню, Елизавета сидела с закрытыми глазами. У нее дрогнули веки, она встрепенулась, и пронзительный, воспаленный взгляд обежал комнату. При виде Филаделфии королева успокоилась.

— Кейт, я задремала и увидела, что с тобой приключилось что-то ужасное. Который час?

— Почти семь, ваше величество. Вот-вот придет лорд Сесил.

— Я помню. Помоги перебраться к письменному столу. Это придаст мне величия.

Когда Филаделфия ввела Роберта Сесила, ему показалось, что за столом вместо Елизаветы сидит скелет. Положив папку с бумагами на кресло, он приблизился к королеве. Низко поклонился и стал ждать, когда с ним заговорят.

— Мы видим, вы прекрасно себя чувствуете.

— Да, ваше величество. — Он прочистил горло. — Я пришел говорить об Ирландии.

— Всегда только об Ирландии!

— Мной получена депеша от лорда-наместника Маунтджоя. Он подтверждает, что мятежник Тайрон укрылся в бесчинствующем Ольстере, где он практически вне досягаемости для нас. Мы с лордом-наместником выступаем за то, чтобы разрешить Тайрону объявить о своем повиновении вам, хотя бы формальном.

— Я отказываюсь! Проявить к нему снисхождение — значит, показать всему миру нашу слабость. Надо поймать его!

— Ваше величество, Королевский совет, так же как Маунтджой и я лично, ходатайствует о даровании прощения Тайрону. Война в Ирландии обходится нам в три тысячи фунтов в год, и мы несем немалые человеческие потери.

— Я заберу у вас ведение этого дела и передам его в руки вашего отца. Бёргли никогда и ни при каких обстоятельствах не отступает.

Роберт Сесил тут же сообразил, что королева не вполне адекватна. Его отец умер почти пять лет назад. Но Сесил не подал виду и склонился в поклоне.

— Как пожелаете, ваше величество.

Выходя, он сделал знак Филаделфии, что хочет поговорить с ней наедине.

— Вам не кажется, что королева немного забывается?

— После похорон сестры она путает меня с Кейт, милорд.

— Держите это в тайне, леди Скроуп. Ограничьте доступ к королеве только теми, кому вы полностью доверяете. Ее величество еще может оправиться.

В такую возможность Сесил не верил. Вернувшись к себе, он отправил депешу Маунтджою, информируя его, что ее величество возлагает на него право принять у Тайрона заявление о покорности, чтобы прекратить восстание и избежать дальнейшего кровопролития. Затем написал еще одно — шифрованное — письмо королю Шотландии Якову Стюарту.

Кэтрин очнулась, почувствовав на плече руку Мэгги.

— Мать заболела. Она в постели. У нее тяжелый кашель и озноб. Я уговорила ее не вставать, не то она заразит ее величество. Только это и подействовало. Изобел попросила, чтобы ты подменила ее в гардеробной сегодня.

— Ну конечно. Я сейчас. — Быстро одевшись, Кэтрин зашла в материнскую спальню. — Матушка, я даже не надеюсь, что у меня все получится так же хорошо, как у вас, но я постараюсь. Пообещайте мне, что не будете вставать. А Мэгги останется тут, чтобы присмотреть за вами.

Помощницам Изобел Кэтрин сказала, что мать больна и что она пока заменит ее. Быстро распаковав два огромных сундука с траурными платьями, доставленными из Уайтхолла по реке, она выбрала два из черного бархата. В дополнение к ним подобрала нижнее белье из белого шелка, а также черную юбку с фижмами, черные туфли и чулки. Отомкнув одну из шкатулок с королевскими драгоценностями, поковырялась и нашла два гарнитура — один из черного янтаря, другой из жемчуга.

Все это, а заодно и рыжий парик без украшений Кэтрин отнесла Филаделфии в королевскую спальню.

— Полагаю, сэкономила тебе один поход в гардеробную.

Филаделфия закатила глаза, всем видом показывая, что, вероятно, это была не самая лучшая идея Кэтрин — вломиться в святая святых.

Кэтрин подошла с одеждой к кровати и, не веря своим глазам, уставилась на тщедушную, во влажной ночной сорочке фигурку, которую только что протерли мокрыми губками две фрейлины. Теперь они выносили сидячую ванну. Без роскошных королевских одежд, без парика и косметики, иссохшая, понурая Елизавета, сидевшая на краю постели, оказалась старушкой, вызывавшей откровенную жалость. Английская монархиня была почти лысой, с редкими прядками коротких седых волос, и совсем без бровей.

Черные, бисеринками, глаза рассеянно глянули на Кэтрин.

— Мама? — Худая, со вздувшимися синими венами рука потянулась к горлу, которое заныло при разговоре. На лице появилась гримаса, означавшая улыбку. — Я ношу твой портрет у себя в медальоне, — проскрипела Елизавета.