Со своей стороны, великий князь после предательства шведского кронпринца понял: если у него не будет ребенка – наследника голштинского трона, дядя Адольф отдаст герцогство Дании.

Удивительно, но в «Записках» Екатерины ни разу не прорывается такой естественный мотив: ах, почему я не осталась дома, в Германии? Почему не вышла замуж за милого дядю, который пылко любил меня? Ничего подобного великой княгине, судя по мемуарам, не приходило в голову. Напротив, когда она рассказывала об ухаживаниях дяди, то с досадой назвала их «происшествием, которое чуть было не перечеркнуло все честолюбивые планы».

Стоили ли «честолюбивые планы» того унижения, через которое Екатерине пришлось пройти? Ведь поведение мужа в спальне было весьма нетривиальным. А сохранить его в тайне не имелось ни малейшей возможности. Благодаря слежке о странностях Петра знали и императрица, и иностранные дипломаты, и приставленные к молодым дамы, и, конечно, канцлер, который, по меткому выражению великой княгини, «как будто жил у меня в комнате». И тогда, и позднее по поводу неестественных отношений в великокняжеской семье много писали. Вот почему собственные признания нашей героини никак нельзя назвать единственным источником, «оклеветавшим» Петра. Напротив, в ряде случаев из самоуважения Екатерина выражалась сдержаннее других авторов.

Особенно усердствовали дипломаты. Клод Рюльер, обобщив толки, циркулировавшие во французском посольстве, писал: «Ночи, которые проводили они (Петр и Екатерина. – О.Е.) всегда вместе, казалось, не могли удовлетворить их чувства; всякий день скрывались они от глаз по нескольку часов, и империя ожидала рождения второго наследника (первым считался Петр Федорович. – О.Е.), не воображая себе, что между молодыми супругами сие время употреблялось единственно на прусскую экзерцицию или для стояния на часах с ружьем на плече… Но сохраняя в тайне странные удовольствия своего мужа и тем ему угождая, она (великая княгиня. – О.Е.) им управляла»387.

Причины, заставлявшие царевну молча терпеть подобное обращение, могли быть разного характера. Но вот сам факт ночных караулов подтверждается другими источниками. Так, мемуарист А.М. Тургенев, который благодаря родственным связям при дворе слышал много сплетен, писал, будто Бестужев «сведал» от Екатерины, «что она с супругом своим всю ночь занимается экзерсицею ружьем, что они стоят попеременно у дверей, что ей занятие это весьма наскучило, да и руки и плечи болят у нее от ружья. Она просила его сделать ей благодеяние, уговорить великого князя, чтоб он оставил ее в покое, не заставлял бы по ночам обучаться ружейной экзерсиции, что она не смеет доложить об этом, страшась тем прогневать ее величество»388.

Наконец, сама Екатерина писала о муже: «Благодаря его заботам я до сих пор умею исполнять все ружейные приемы с точностью самого опытного гренадера. Он также ставил меня на караул с мушкетом на плече по целым часам у двери, которая находилась между моей и его комнатой»389. Во время войны со Швецией, в 1789 г., уже пожилая императрица в ответ на слова о возможной сдаче Петербурга с усмешкой отвечала, что она еще не забыла уроков покойного супруга, отлично владеет ружьем и сама встанет во главе последнего каре преображенцев, чтобы защитить столицу. В 60 лет Екатерина могла пошутить под пушечную канонаду, от которой дрожали стекла в Зимнем дворце. Но в двадцать, босой, в одной рубашке и с ружьем на плече ей было не до смеха.

Тягостный абсурд происходящего изводил молодую женщину. Позднее, по словам Рюльера, Екатерина замечала: «Мне казалось, что я годилась для чего-нибудь другого»390. Однако на фоне остальных забав супруга эта выглядела даже безобидной. В замечаниях на книгу аббата Денина о Фридрихе II Екатерина вспоминала своего мужа, страстного поклонника прусского короля, и подчеркивала разницу между ними. «Он забавлялся тем, что бил людей и животных, – писала она о Петре, – и не только был нечувствителен к их слезам и крикам, но эти последние вызывали в нем гнев, а когда он был в гневе, он придирался ко всему, что его окружало. Его фавориты были очень несчастны, они не смели поговорить друг с другом, чтобы не возбудить в нем недоверия, а как только это последнее разыгрывалось в нем, он их сек на глазах у всех»391.

Судя по всему, Петр Федорович отличался склонностью к садизму, что случается у людей с половыми отклонениями. В чем они состояли, сейчас трудно сказать. Одни исследователи считают великого князя импотентом392. Другие просто бесплодным393. Дипломаты, всегда озабоченные династическими тайнами, в большинстве склонялись к последней точке зрения. В 1749 г. английский посол лорд Джон Гинфорд сообщал в Лондон, что великий князь «никогда не будет иметь потомства»394. Его преемник посол Хэнбери Уильямс доносил в июле 1755 г., что Петр Федорович не способен «не только править империей, но и обеспечить престолонаследие». Что касается Екатерины, то «первым она займется впоследствии, а второе уже сделала без помощи своего мужа»395. Рюльер добавлял о Петре: «Опытные люди неоспоримо доказывали, что нельзя было надеться от него сей наследственной линии»396.

Из общего сонма выделяется донесение французского резидента в Гамбурге Луи де Шампо, который летом 1758 г. удивил Версаль новыми сведениями: «Великий князь был не способен иметь детей от препятствия, устраняемого у восточных народов обрезанием, но которое он считал неизлечимым»397.

Бессильную ярость Петр выплескивал на беззащитную жену, которая поневоле знала его «позорную» тайну. К чести молодой дамы, она никому ни слова не сказала о недуге мужа за все первые девять лет супружества, хотя признание избавило бы ее от нападок императрицы. Ведь в отсутствии наследника винили именно великую княгиню. Тайна открылась только тогда, когда императрица Елизавета, устав ждать внука, приказала врачу освидетельствовать великокняжескую чету. А.М. Тургенев живо описал реакцию государыни, узнавшей о врачебном заключении. «Пораженная сею вестью, как громовым ударом, Елизавета казалась онемевшею, долго не могла вымолвить слова. Наконец зарыдала»398.

Оставаясь девственницей в течение многих лет после брака, Екатерина подвергалась постоянным нападкам со стороны государыни и ее приближенных. Неустойчивая еще психика молодой женщины испытала сильный удар. Поведение супруга больно било по самолюбию. Возникал вопрос: может быть Петр отказывается от жены, потому что та не слишком хороша? Именно им и задались Елизавета и ее ближайшее окружение, девять лет пристрастно искавшие недостатки великой княгини. Еще очень молоденькая и, естественно, не слишком уверенная в своих дамских достоинствах, великая княгиня все же попыталась доказать, что она не такая, как о ней говорят. Доказать хотя бы самой себе.

Появился и первый роман, пока эпистолярный, с Захаром Григорьевичем Чернышевым. С 1744 г. он служил камер-юнкером малого двора, но был удален всего пару недель спустя после высылки девицы Жуковой. Молодого человека, по ходатайству его собственной матери, отправили с дипломатической миссией в Регенсбург. Старая графиня Евдокия Ивановна Чернышева сказала императрице: «Я боюсь, что он влюбится в великую княгиню, он только на нее и смотрит, и когда я это вижу, я дрожу от страха, чтобы не наделал он глупостей»399. Что ж, глупости были отсрочены на шесть лет.