В Отвоцке Ирена наконец узнала героическую историю ее спасения. Когда Янка сообщила новость об аресте Адаму и Марии Кукульской, все трое были решительно настроены ее вызволить. В Отвоцке горе и беспокойство Адама постоянно напоминали о том, что необходимо действовать. Юлиан пообещал, что «Жегота» достанет любую сумму, чтобы подкупить гестапо, если это вообще возможно. За Ирену был выплачен крупнейший выкуп в истории организации. Никто точно не знал, о какой цифре шла речь, но она составляла не менее 35 000 злотых – по сегодняшнему курсу порядка ста тысяч долларов.

Но как все устроить? Сделать возможным такой безрассудный побег могла только взятка, данная в самых верхах гестапо, а у кого в Сопротивлении были такие связи? Трудность заключалась именно в том, чтобы найти человека с нужными контактами. Нельзя же было просто подойти к «нужному» немцу на улице и предложить ему денег – особенно если выглядишь как еврей. Сопротивлению нужен был кто-то польского происхождения, имеющий выход на гестапо. Кто-то вроде Марии Палестер, с ее важными связями, каждую неделю играющей в бридж с немецкими осведомителями и не раз пользующейся этим, чтобы добывать нужную подполью информацию341. У Марии была широкая сеть контактов в подполье, и она могла рассчитывать на его помощь, но все же невозможно было свести к минимуму риск, которому она подвергнется, пытаясь спасти Ирену. Воспользовавшись своими связями, она рисковала жизнью своей семьи.

В конце концов, обратившийся в иудаизм муж Марии Генрик сейчас был в неменьшей опасности, чем в самом начале войны. Их сын Кшиштоф являлся членом подпольной боевой группы и тоже постоянно рисковал жизнью. Кроме того, семья продолжала прятать в доме еврейских друзей. Но Мария не станет уклоняться от смелой игры. Ирена помогла выжить ее семье, и если это в ее силах, она поможет. У Марии был один человек, который знал кое-кого нужного подпольщикам. Так, постепенно они вышли на того самого офицера, который и вывел Ирену на перекресток аллеи Вызволения и улицы Шуха в утро, когда должна была состояться ее казнь. Привлеченный фантастической суммой, немец согласился внести в официальные бумаги запись о ее смерти.

Операция проходила в духе шпионских историй «плаща и кинжала». Доставить взятку гестаповцу было фантастически рискованно. Решилась на это четырнадцатилетняя дочь Марии Палестер Малгожата342. Она спрятала свертки с деньгами на самом дне своей школьной сумки и спокойно, с храбростью опытного бойца Сопротивления, отправилась на опасную встречу. Застрелить ее тут же на улице и забрать деньги было проще простого. Когда находили тела поляков, немцы обычно не утруждали себя вопросами. Кроме того, офицер мог запросто взять деньги, но не попытаться спасти Ирену. По какой-то причине он так не поступил.

Адам раскрыл Ирене еще одну тайну. «Жегота» пошла на такие крайние меры – спасти всего-навсего одного агента из огромной сети – в основном из-за списков с детьми. Когда Ирена думала, что, составляя их, спасает жизни другим, на самом деле она спасала жизнь себе. «Жегота» писала, что делает все возможное, чтобы вытащить меня, – вспоминала Ирена, – но такие послания получали все заключенные»343. Естественно, руководители организации Юлиан Гробельный и Адольф Берман в том числе заботились и лично об Ирене и Адаме. «Но их огромные старания были вызваны чем-то бо́льшим, чем просто чувствами, – поняла Ирена. – Они знали, что, если меня не станет, след детей будет безвозвратно утерян. Списки были единственным способом найти их всех и вернуть в еврейские общины. И «Жегота» не ведала, что они уже хранятся в надежном месте благодаря моему связному. Из моих сообщений они знали лишь то, что немцы ничего не нашли»344.

Но что делать со списками теперь? Острота проблемы возрастала по мере того, как все больше членов ячейки Ирены попадало в руки гестапо. Янка по-прежнему хранила те листы, что дала ей Ирена в день ареста, но были и другие спрятанные записи. Что будет, если Ирену опять арестуют? А если что-то случится с Янкой? Ее муж состоял в Армии Крайовой, а потому их дом был местом очень уязвимым. Все листы нужно было собрать воедино и как следует спрятать. Зимой 1944 года Ирена и две сестры, Янка и Яга, договорились о новом месте хранения. Они спрячут списки в бутылку и закопают ее под яблоней в зарослях на заднем дворе дома Яги на Лекарской улице.

Ирена все это время жила в бегах и хорошо понимала, что если для безопасности Адама видеться с ним какое-то время не стоит, то так тому и быть. Но разорвать связь с матерью было невозможно. Янине оставалось недолго, она умирала. И гестапо знало это. Старый дом Ирены в Воле, где по-прежнему жила Янина, постоянно находился под наблюдением, и Ирену там в любой момент ждала ловушка. Сейчас она отгоняла от себя угрызения, что постоянно рискует жизнью матери, но только впоследствии поняла, какая опасность на самом деле той грозила. Ирена старалась держаться в стороне, но выглядело это как предательство.

Ирена гнала эти мысли прочь. Остановиться сейчас означало бы допустить провал. В течение нескольких недель после побега, несмотря на сильные боли, она вернулась к подпольной работе уже как Клара. Ирена собиралась, как и раньше, доставлять необходимые средства нуждающимся семьям и навещать детей. Точных сведений о посещении Иреной спрятанных детей и их семей зимой 1944 года нет. Она и Адам тщательно записывали всех «ее» детей, но эти отчеты не переживут бурной варшавской зимы 1944 года. Но наверняка известно, что одними из первых Ирена навестила семью в округе Охота – своих старых друзей, Зофью Ведрыховскую и Станислава Папузинского, – чтобы проведать трех «их» еврейских детей, в том числе свою любимицу Эстеру.

Зимой 1944 года Охота была скорее пригородом Варшавы, и дом Зофьи и Станислава – под номером три – был последним на Матвицкой улице перед тем, как она уходила в поля и сельские усадьбы345. Станислав работал в медицинской клинике и каждый день ездил в Старый город. Зофья же работала в Охоте, в расположенной по соседству с их домом публичной библиотеке. У них со Станиславом была плакучая ива, чьи ветви свисали на запущенный задний двор, и яркие цветники, за которыми Зофья пыталась ухаживать с более чем полудюжиной детей. Едва Ирена ступила на порог, как они встретили ее счастливым хором. Все они обожали пани Ирену. У Зофьи и Станислава было пятеро своих детей: Марек, которому в тот год исполнилось тринадцать, десятилетняя Ева, девятилетний Анджей, четырехлетняя Иоанна и совсем еще крохотный, родившийся в тот же год Томас. Часто, когда приходила Ирена, Зофья была на работе, и гостью встречала ее свекровь с традиционными для польского гостеприимства чаем с печеньями. Вместе с жившим по соседству старичком, паном Сикерой, она приглядывала за всеми детьми на улице, когда их родители были на работе, и здесь их было целое племя – детей с такими именами, как Славек, Юлия, Адам и Ханя. Также здесь находилось четверо или пятеро еврейских детей, которых прятала ячейка Ирены. Самой старшей из них была «Тереза Тухольская» – Эстера, – которая на манер матери приглядывала за маленьким Томасом.

К счастью для Ирены ее не оказалось здесь днем 22 февраля 1944 года, в суровый заснеженный четверг. Тогда в семье случилась трагедия. Станислава не было дома – может быть, он был в клинике, может быть, на собрании подполья. Зофья тоже отсутствовала, была на работе, и большинство старших детей лет тринадцати-четырнадцати играли на улице. Мальчишки убежали в голые зимние поля за домом поиграть в бойцов Сопротивления. У них вполне могло быть с собой оружие, и они на примере родителей отлично знали, что для борьбы с немцами требуется немалая смелость. Как и Ирена, Зофья и Станислав работали на подполье вместе со своим старым профессором, а их сводная сестра Галина Кучовская была старшим оперативным сотрудником Сопротивления.