– Верно, – признала Пэм, – он смотрит на тебя как на соперника. Он пытается подчинить тебя, потому что не может или не хочет тебе доверять – пока. – Помолчала и закончила: – От тебя зависит, насколько улучшатся ваши отношения: он ведь цыпленок, а ты человек.

Так что мне нужно не жаловаться, а взять дело в свои руки, если я хочу, чтобы мне жилось лучше.

Шел декабрь. В новом доме я жил уже больше полугода. Но птица по-прежнему жаждала моей смерти, а я по-прежнему представления не имел, какие продукты лежат в кухонном шкафчике. Время от времени я видел, как кто-нибудь из девочек открывает в нем ящик и достает оттуда чипсы или крендельки – а я и не знал, что они у нас есть. Холодильник был доверху набит всевозможными соусами, салатами и соками, и я физически не мог засунуть туда хоть бутылочку «Гаторейда»[61]или минеральной воды. Иными словами, всякий раз, когда мне хотелось сделать глоток воды, приходилось спускаться в подвал. По всему дому были расставлены лошадки, через которых девочки то и дело скакали, а я все время спотыкался. Моя расческа – если ее вообще удавалось отыскать – была вся в длинных светлых волосах, а зубная щетка нередко оказывалась мокрой без моего участия. А стоило мне зайти в ванную, кто-нибудь, словно по волшебству, тут же начинал туда стучаться. Телевизор, на который я выбросил бешеные деньги, они полностью захватили себе.

Последний пункт проиллюстрирую примером. «Ред Сокс» предстоит игра с «Янкиз», которую им во что бы то ни стало необходимо выиграть. От своего места на стадионе «Фенуэй-парк» я давно уже отказался, чтобы больше времени проводить дома. Когда же я хочу посмотреть хоть несколько моментов игры по телевизору, оказывается, что девочки смотрят «Все тип-топ, или Жизнь на борту» и никак не могут пропустить ни полсерии, хотя я уверен, что эту самую серию они уже видели три дня назад. Дети дружно пищат. Они прячут пульт. И они не намерены с этим шутить. Кончается тем, что я смотрю матч на маленьком экранчике, у себя в кабинете, а рядом лежит мой пес. Когда наступает решительный момент и в дело вступает Дастин Педройя[62], в двери просовывается головка Каролины и она пищит:

– Пойдем, Брайан. Мы ложимся спать. Расскажи нам что-нибудь.

Я начинаю колебаться.

– Ну, идем же, Брайан, некогда.

Я выхожу из кабинета и слышу, как неистовствуют зрители на стадионе, а комментатор Джерри Рими кричит о том, что лучшего удара он в жизни еще не видел.

– Брайан, ну серьезно, идем! Нам же ложиться пора.

Да, еще домашние дела. Боже, все эти бесконечные обязанности. Начинается все с утренней прогулки с собаками. Для меня это скучная обязанность, потому что я теперь лишен городского пейзажа. Два раза в день нужно выносить мусор. Надо поливать кусты, убирать всякий сор и мыть крыльцо и веранды. И что бы я ни делал, Пэм приходилось делать в три раза больше: стирка, ланчи в школу, завтраки и ужины дома, а еще надо покормить животных, рассортировать мусор… Да, помыть посуду. Эта новая жизнь – а возможно, вообще жизнь в пригороде – работа «на полную ставку».

И все равно везде был птичий помет, который жарился на солнцепеке или замерзал на холоде. А петух мог скрываться где угодно. Уолтер нервно сопел, сопровождая меня повсюду. Дети встречали меня с радостью – в иные дни, когда того хотели они сами, совсем не тогда, когда этого хотел я. Куда бы я ни пожелал отправиться, надо было всякий раз садиться за руль и ехать, вечно опаздывая. Уходя с работы или из спортзала после работы, вечно в спешке, потому что времени не было ни минуты, я смотрел в боковое зеркало, видел огни большого города и испытывал чувство одиночества оттого, что мне приходится уезжать отсюда. Да, я чувствовал себя одиноким по дороге домой, где обитало множество людей и животных. Возможно, это кажется бессмыслицей, но именно так я себя чувствовал. Такова моя новая жизнь.

Вот это я и имел в виду, когда говорил, что отношение Цыпы ко мне представляло собой отражение гораздо более важной проблемы: я по-прежнему был для них гостем, часто не слишком желанным. Пэм и девочки знали все в доме, знали весь городок, чувствовали себя тут своими. Знали, например, что в супермаркетах по воскресеньям можно торговаться с продавцами, как раньше по субботам. А в целом привыкли к тому, что все вокруг загружены выше головы и вечно куда-то торопятся. Я оставался чужаком в их мире, где все остальные казались лучшими друзьями. Да что говорить: в кофейне «Старбакс» (которая располагалась, ясное дело, на площади, возле торгового центра) меня даже никто не звал по имени, а из всех моих домашних город лучше всего знал Цыпу.

И что же, сказал я об этом Пэм в то серое унылое субботнее утро, когда дети отправились поиграть, как было заранее договорено, к своей подружке Клер? Хоть что-то сказал? Конечно, нет. Я мужчина и тем горжусь, а поднимать любой из приведенных выше вопросов значило бы выставить себя еще большим идиотом, чем меня уже считали. Получалось бы, что я только хнычу, а я к этому не привык. По крайней мере, раньше я никогда ни на что не жаловался.

– Ты права, – только и сказал я Пэм. – Я просто переутомился. Плохо спал сегодня. Наверное, мне надо взять отпуск. Да нам всем не помешало бы.

И медленно вышел из кухни, а Пэм осталась. Прошел к себе в кабинет, включил компьютер. Ни о чем я в принципе не думал, просто набрал запрос в «Гугл»: «Кларендон»[63]. Рассеянно глядел на экран, где возникли большие фотографии прекрасной высотки в тридцать с чем-то этажей (из спортзала я мог наблюдать, как ее возводят), расположенной в отличном районе, с шикарным видом на реку Чарльз, на финансовый квартал, бостонский порт – почти на весь город.

На фото дом был залит огнями, он сиял, он манил к себе. Если появлялись надписи «Квартиры на продажу» или «Квартиры в аренду», я щелкал по ним мышкой, и на экране монитора тут же возникали поэтажные планы: квартиры с передвижными стенами, огромные окна, все новенькое, сияет чистотой. Я смотрел, не особо задумываясь над тем, что вижу и что делаю, просто смотрел на ту жизнь, от которой отказался.

Я вообразил себе, какие там покой и порядок, тишина и гармония – наверное, это забавно, что я находился в далеком пригороде, а тишины и покоя искал в большом городе. Но живее всего я представлял себе, какое там все знакомое, какое это блаженство, когда на тебя не давит постоянный и явно непосильный груз ответственности за других. Ты сам себе хозяин.

И когда я все это себе представил, где-то во дворе изо всех сил заорал петух по кличке Цыпа.

* * *

В первое утро Нового года я спустился вниз и застал там неожиданную картину: на кухне стояли обе девочки, в пижамах, и просительно протягивая вперед руки, умоляли на разные лады: