Покидая редакцию, старушка ещё раз мазнула взглядом по табличке, на которой белым по чёрному было начертано «Главный редактор Э.А. Калмыков».

г. Санкт-Петербург. Весна 18** года.

Из дневниковых записей г-на Саратозина

Весна в Петербурге особенная. Я нигде в России прежде не встречал такого места, чтобы приход весны природа обозначала так явственно. У нас в Саратовской губернии весна скоротечна, казалось, вот только в степи распустились жёлтые, как цыплята, тюльпаны, только покрылась земля сплошным зелёным ковром разнотравья, а уже начинают дуть суховеи и солнце палит по-летнему.

В Петербурге весна наступает постепенно: с робким постукиванием капели, с несмелыми проблесками солнца сквозь разрывы по-зимнему хмурых и полных снежной пороши облаков, с шальным «солнечным зайчиком», лихо отскочившим от начищенной бляхи дворника и на мгновенье ослепившего Вас. Именно в это мгновенье, зажмурившись и улыбаясь безобидной шалости природы, Вы вдруг понимаете: наступила весна!

С приходом весны небо в Петербурге становиться выше и голубее, воздух напоминает тающую льдинку — он холоден и прозрачен. А по вечерам в парках и перелесках стоит такая удивительная и хрупкая тишина, что за версту слышно, как падает с ветки на весенний наст подтаявшая сосулька, и как пробивается к свету первый подснежник.

Весной мне особенно трудно: что-то внутри меня просыпается, словно после зимней спячки, и терзает мою плоть и моё естество. Это напоминает болезнь: я нигде не нахожу покоя, потому что свет, запахи, звуки и лица, особенно женские, причиняют мне боль. Физическую боль! Весной с меня словно снимают кожу, и я хожу по улицам города с обнажёнными нервами.

Однажды, на выходе из трактира, куда я зашёл выпить чаю, я столкнулся с красивой дамой. Вероятно, это была жена или дочь разбогатевшего купца. Она хоть и была одета под стать знатной даме, но женщины высшего света такие заведения не посещают. Мы столкнулись с ней, как говорится, нос к носу. Я учтиво извинился, приподняв студенческий картуз, но при этом нагло взглянул прямо ей в глаза.

Иногда на меня что-то «накатывает», особенно когда я нахожусь в таком болезненном состоянии, и у меня начинают проявляться способности, о которых ранее не подозревал. Это был как раз тот самый случай. Я заглянул в чёрные глаза незнакомке и мне всё про неё стало ясно. Я словно читал открытую книгу — книгу «Бытия». Я знаю, что обыкновенный человек, как бы умён он ни был, не способен охватить умом в один миг всё, что написано в толстом фолианте. Не под силу это простому смертному, да и мне в большинство дней в году тоже не под силу. Но иногда, ранней весной или поздней осенью, когда погода стоит особенно ненастная и нервы мои обнажены, тёмная сущность Сборщика Душ берёт окончательно верх над моим смертным естеством. Тогда и появляются у меня способности, о которых я упоминал.

В тот день мне было достаточно одного взгляда, чтобы понять: мы с ней одного поля ягода. За красивыми чертами лица, за дорогими нарядами и привитыми французской бонной утончёнными манерами, скрывалась Чёрная Похотливая Кошка. Это была её душа и её тяжкий крест. Женщина жестоко страдала, и не знала, кто и за что наградил её таким пороком, но противиться ему не могла. Как запойный пьяница, несчастная сколько могла, сохраняла благоразумие, но наступал час, что-то менялось внутри неё, и она пускалась во все тяжкие. И не было в мире силы, которая могла бы её остановить!

Она не знала, в чём её вина, а мне в одно мгновенье открылась история грехопадения её прабабки. Я вдруг воочию увидел сторожку в глухомани Муромского леса, чёрные мечущиеся по стенам тени, трепетный огонёк сальной свечи, и обнажённую молодую женщину. Чёрные распущенные волосы ниспадали на белевшие во тьме плечи, а её тело в порыве сладострастья выгибалось дугой. Запрокинув искажённое гримасой лицо, женщина стонала и скрежетала зубами. Её сильные молодые ноги крепко сжимали бёдра лежавшего под ней мужчины, а тонкие белые пальцы намертво сплелись с пальцами очередного любовника. Наконец сладостная судорога пробежала по телу женщины, и она, издав протяжный стон, больше напоминавший волчье завывание, чем человеческий голос, без сил упала на грудь молодого мужчины.

Какое-то время она оставалась неподвижной, потом неожиданно вскочила на ноги, провела ладонями по лицу, шее, бесстыже торчащим соскам спелой груди, упругим бёдрам, и вдруг, подобно ведьме на шабаше, громко и страшно захохотала.

Пламя свечи взметнулось вверх, осветив убогую сторожку, и я увидел, как в этот момент ещё больше похорошело её лицо: наметившиеся морщинки исчезли, талия стала тоньше, кожа натянулась и приобрела молочно-розовый цвет. Длинные всклокоченные волосы вздыбились над головой чёрной гривой, а в глазах заиграл бесовской огонь. Широко расставив ноги, она сладко потянулась всем телом, издав при этом гортанный стон, потом мотнула головой и со смехом пнула тело бывшего любовника. Мужчина был мёртв.

Смерть партнёра была непременным условием договора, который она заключила с Властелином Тьмы в обмен на вечную молодость. Она желала оставаться вечно молодой, чтобы любить и быть любимой, и, любя, убивала, чтобы быть молодой. Это был порочный круг, из которого не было выхода. Князь Тьмы выполнил своё обещание, и прабабка этой женщины до самой смерти оставалась молодой, но смерть её была мучительной, и после того, как бессмертная душа отлетела в чистилище, тело прямо в гробу, на глазах испуганных родственников, постарело и рассыпалось в прах.

Если кто-то думает, что со смертью человека, заключившего сделку с Повелителем Ада, договор исчерпан, то он ошибается. У Люцифера, как у пресловутой старухи-процентщицы, за годы выполнения им по договору своих обязательств, накапливаются проценты. Очень большие проценты, которые даже бессмертная душа, поступившая в полное распоряжение Князя Тьмы, покрыть не может. По этим процентам и расплачиваются родственники несчастного, часто до седьмого колена. Что поделаешь! За всё в этом мире, да и в потустороннем, тоже надо платить — таковы условия игры, таковы правила сделки!

Всё это я прочитал в глазах незнакомки за одно мгновенье. Она не успела взмахнуть ресницами, как тайна её рода — её проклятие — стало моим достоянием. Видимо, живой человек чувствует, когда я перлюстрирую его душу, потому что женщина испуганно отшатнулась от меня, и, прикрыв глаза ладонью, поспешно скрылась в подворотне, откуда испуганно выскочила попавшая ей под ноги чёрная кошка. — Беги красавица, беги! — прошептал я ей вслед. — Только от самой себя не убежишь. Это говорю тебя я, Сборщик Душ, верный слуга Люцифера и его свиты, а по сути такой же несчастный, как и ты. Таковы правила! Таковы условия сделки!

Нынешняя весна выдалась затяжной. Непогода то и дело сыпала на Петербург запоздалым мокрым снегом, да старательно продувала улицы пронизывающим северным ветром, поэтому приступы накатывали на меня один за другим. В академии я сказался больным и целую неделю не посещал лекции. Глядя на весеннюю слякоть из окна хорошо протопленной квартиры, я пил травяной взвар, который должен был снять с моего организма нервозность, и, как утверждала знахарка, у которой я приобрёл травки, даровать мне глубокий и спокойный сон. Помогало плохо: приступы по-прежнему терзали меня, а сон был прерывистый и тревожный. Я пробовал напиваться до бесчувствия, но становилось только хуже: ко всему прочему добавлялась головная боль, тошнота и прочие малоприятные симптомы алкогольного похмелья.