– У нас заказан столик, – с вызовом произнес Витька. И, секунду поколебавшись, добавил: – Товарищ.

Метрдотеля подобное обращение ничуть не смутило.

– На какое имя? – спросил он, раскрывая лежавшую перед ним большую красную папку.

– На имя Анатолия Зверинина, – сказал я.

Метрдотель быстро пробежал взглядом по списку.

– Все верно, – вновь улыбнулся он, переведя взгляд на нас. – Столик на три места заказан. Прошу вас.

Протянув руку, он указал в сторону обеденного зала.

Мы молча проследовали за ним.

Зал оказался небольшим и вполне уютным. В отличие от тех ресторанов, где мне довелось бывать, в убранстве его не наблюдалось ни плохо замаскированной убогости, ни нарочитой аляпистой роскоши, способной вызвать у нормального человека разве что раздражение. Столиков в обеденном зале было немного, десятка полтора. Почти все они были заняты, за исключением двух или трех, которые, по-видимому, так же, как наш, были заказаны. Больше всего меня порадовало, что в зале не было эстрады с надрывающимся во всю мощь своих динамиков самодеятельным коллективом, распевающим шлягеры нынешнего лета, которые и в оригинальном-то исполнении невозможно было слушать, не испытывая при этом острых приступов зубной боли и несварения желудка.

Усадив нас за столик, метрдотель пожелал приятного аппетита и удалился. Место его тут же занял такой же улыбчивый официант, вручивший нам папки с меню, на коже которых золотом было оттиснуто название ресторана.

У Витьки челюсть отвисла, едва он заглянул в меню. Не знаю, что уж его больше удивило – длина списка блюд и напитков или же смехотворные цены в рублях и копейках, проставленные напротив каждого из них.

Заплутав в бесконечной череде назаний по большей части совершенно незнакомых мне блюд, я закрыл папку и поинтересовался у официанта, что бы он сам нам посоветовал. С готовностью согласившись на все, что было им предложено, я вернул ему папку с меню.

– Мне то же самое, – сказал Витька. – И вот еще что. – Витька подозрительно глянул на официанта из-за края папки. – Вино у вас действительно грузинское?

– Прямые поставки из Тбилиси, – с неизменной улыбкой сообщил официант.

– Но ведь, как я понимаю, Грузия теперь независимая республика? – закинул удочку Витька.

– Ну и что с того? – удивленно приподнял бровь официант.

– Нет, ничего, это я так спросил. – Витька захлопнул папку и протянул ее официанту. – Добавьте к заказу еще бутылку «Гурджаани».

– Пока вы будете ждать свой заказ… – Официант выставил на стол невесть откуда появившиеся у него в руках два широких бокала с содержимым бледно-розового цвета, в котором плавали кусочки льда и ломтики каких-то экзотических фруктов. – Это наш фирменный коктейль «Первомайский». За счет заведения.

Взяв папки с меню под мышку, официант удалился.

– Бутылка «Гурджаани» всего за два тридцать две, – заговорщицким полушепотом сообщил мне Витька, перегнувшись через стол. – И это в ресторане!

Он взялся за соломинку, чтобы продегустировать предложенный официантом коктейль. Сделав всего пару небольших глотков, Витька блаженно закатил глаза к потолку и восхищенно выдохнул:

– Амброзия!

Я тоже попробовал «Первомайский». Коктейль в самом деле был неплох, хотя Витькину оценку я бы назвал несколько преувеличенной. Причиной тому, несомненно, было состояние легкой эйфории, в котором пребывал мой приятель с момента покупки сигарет в ларьке.

– Интересно, – обратился ко мне, ненадолго оторвавшись от соломинки, Витька, – что здесь у них: капитализм или коммунизм?

– Капитализм как высшая стадия коммунизма, – усмехнулся я.

– А чего ты такой мрачный, Анатоль? – наклонив голову к плечу, недоумевающе посмотрел на меня Витька. – Что тебе не нравится?

– Сам не знаю, – пожал плечами я. – Но что-то здесь не так.

– Где? – счел нужным уточнить Витька. – В ресторане?

– Да во всем этом мире. Слишком уж здесь все чисто, аккуратно… Почти стерильно… – Пытаясь найти нужные слова, я сделал пару глотков «Первомайского». – Ну не может человек жить не мусоря вокруг себя.

– Верно, – согласился со мной Витька. – Но для того чтобы убирать мусор, существуют дворники.

– Да я не о том, – болезненно поморщился я. – Я о духовном мусоре.

Витька картинно округлил глаза, делая вид, что по-прежнему не понимает, о чем идет речь.

Я попытался более понятно объяснить то, что имел в виду. Не для того, чтобы донести суть своих мыслей до Витьки, – ему и без того было ясно, что я хотел сказать, – а чтобы самому до конца во всем разобраться.

– В любом обществе, каким бы процветающим оно ни было, непременно присутствуют те, кому не нравится происходящее вокруг. Такова уж природа человека – он постоянно ищет, а если не находит, то сам создает себе проблемы. Кроме того, существует небольшая группа людей, которые совершают антиобщественные поступки даже не из духа противоречия, а просто потому, что на это их толкает нечто, заложенное в них самой природой.

– Ты хочешь сказать, что определенный процент людей рождается со склонностью к правонарушениям? – уточнил Витька.

– Именно так, – кивнул я. – И от этого никуда не деться. Они будут делать то, что делают, даже если их поместить в условия, где им не придется ни в чем испытывать нужды, а любая их прихоть удовлетворится по первому требованию.

– Как говорится, в семье не без урода, – усмехнулся Витька. – И что с того?

– Пока мы ехали, я не видел даже надписей на заборах. Ни одной перевернутой урны. Ни одной пустой банки из-под пива на тротуаре.

– Ну и что с того? – с нажимом повторил свой вопрос Витька.

– А то, что в столь строгих рамках законности и порядка людей может удерживать только страх. Тотальный, подсознательный страх, впитанный с молоком матери.

Насмешливо глядя на меня, Витька откинулся на спинку стула. Бокал с коктейлем он держал в чуть отнесенной в сторону левой руке.

– Но зато нас пустили в ресторан в джинсах и майках, – заметил он. – Разве это не проявление демократизма?

– Это может быть проявлением все того же страха, – возразил я. – У нас был заказан столик в ресторане, и метрдотель просто побоялся поинтересоваться, почему мы явились в столь затрапезном виде. Если мы пришли – значит, были уверены, что нас пустят. А раз так, значит, его дело – помалкивать. Кто знает, возможно, право посещать рестораны в этом мире имеет только узкая общественная прослойка, обладающая особыми привилегиями.

– Гэбэшники, – криво усмехнулся Витька.

– Это ты сказал, – развел руками я.

– Знаешь, Анатоль, – Витька сделал глоток «Первомайского», – я начинаю жалеть, что посоветовал тебе провести спиритический сеанс. После общения с первым же представителем загробного царства у тебя появился несвойственный тебе прежде исключительно мрачный взгляд на жизнь.