Слова эти пришлись по вкусу даду и его бойцам. Черную татуировку в виде змеи, кусающей свой хвост, на груди каждого новоявленного снейкера подкрепила клятва бороться против «узурпаторов, присвоивших себе власть над нашей новой Родиной». Отряд Париса влился в степное воинство Бигбрассы. Отныне он действовал строго в соответствии с приказами из Берлоги, как снейкеры прозвали ставку своего вожака, расположенную где-то в отрогах Экваториального хребта. Сам Парис никогда не видел Бигбрассу, знал только, что он был важным чином в администрации колонии, потом покинул ее и ныне вел свою войну, войну за право каждого быть самим собой.

Война эта шла ни шатко ни валко. Группы снейкеров, заранее изучив местность и подготовившись, налетали на городки и поселки, убивали нармильцев, представителей власти, жгли мэрии и префектуры, громили склады и станции меднодорожной магистрали, совершали набеги на поезда. В ответ Временное правительство усилило гарнизоны и выдвинуло в степь две бригады нармильцев под командованием самого министра внутренних дел и по совместительству начальника народной милиции Панкратова. Поначалу ему удалось нанести серьезный урон силам Бигбрассы. В сражении у Волосатой гряды люди Силы и Воли потеряли три с лишним сотни всадников и вынуждены были отступить, рассыпавшись по Великой равнине.

Отряд Париса не участвовал в том гибельном сражении. Хэд поручил даду Кустолесья создать «узел напряженности на коммуникациях противника», и парни Париса совершали налет за налетом на гелиографические станции, поезда, торговые караваны, поселения в окрестностях «своих» земель.

Парис понимал – долго так продолжаться не может. Однажды в Кустолесье войдет крупное подразделение нармильцев и выкурит его парней из зарослей. Сражаться в чистом поле они не смогут, останется одно – уходить на юго-восток, искать в бескрайней степи Бигбрассу. Еще, конечно, можно сдаться на милость победителя, но Парис не питал никаких иллюзий относительно судьбы тех, кто сложит оружие. Уж очень недобрую память он и его люди оставили по себе в каждой деревне, в каждом поселке, на каждой станции Кустолесья.

И вот теперь новый приказ от Хэда. «Тяжеловато становится быть человеком Силы и Воли», – подумал Парис и усмехнулся этой своей мысли. Снейкеры сами говорят – мол, мы должны быть такими, какие есть. Он, дад Парис, не нарушит эту заповедь. Когда прижмет, он соберет верных людей – и уйдет. В этом его сила, такова его воля.

– Эй, Шон! – Приняв нелегкое решение, Парис несколько приободрился и окликнул дозорного. – Далеко еще?

– С милю, не больше, дад, – флегматично пожал квадратными плечами Шон. – Ума не приложу, чего это Слюнявому понадобилось…

– Вот и не прикладывай, – жестко сказал Парис, недовольно морщась. С Томом Снарки у него были давние и вполне дружеские связи. Мэр Купервиля не только снабжал дада продовольствием и прыгунами, он еще и сбывал по своим каналам добычу, захваченную снейкерами в других местах. Бизнес этот оба держали в тайне, связь осуществлялась через почтаря. То, что Том прислал Гаррета в не договорное время, насторожило Париса. Именно поэтому он самолично поехал к Дозорной скале выяснить, в чем дело.

Вскоре над покрытыми мокрой листвой верхушками кустов показалась грязновато-белая туша Дозорной скалы.

– Прибыли, – закряхтел Шон. – И куда это бездельник Скиф запропастился? Должен же на вершине быть…

Дад усмехнулся. Понятно, что Скиф, вместо того чтобы нести караульную службу, сидит сейчас у подножия скалы и треплется с почтарем. Тот небось выпивку привез, стеблей утешника…

Звонкий удар пружины арбалета на мгновение заставил Париса растеряться. Шон уже валился на спину. Черный болт пробил его лобастую голову насквозь, точно в ней не было костей.

«Стреляли почти в упор», – сообразил дад Кустолесья, скатился с прыгуна и по-паучьи уполз в заросли.

* * *

Из дневника Клима Елисеева:

Ополчение встало на Поющих увалах. Мы роем траншеи, капониры, отсыпаем валы и брустверы. Проклятый дождь достал, как говорится, хуже горькой редьки. Все раздражены и очень устали. В сапогах хлюпает, одежда сырая. Обсушиться, поспать в тепле – негде. Среди ополченцев царит уныние.

Кавалерийские эскадроны сформированы, но без данных от разведки Лускус не решился отправлять их в степь. Заканчивается третий день нашего похода. Грейты себя никак не проявляют. Тревожит полное отсутствие сведений от разведгрупп. Не могли же все они пропасть бесследно? Впрочем, противник может оказаться намного хитрее нас, а учитывая его превосходство в вооружении, мы рискуем вообще не дождаться наших разведчиков.

Среди ополченцев много простуженных. Мы с Кислицыным убедили Лускуса выдать людям по сто граммов спирта на человека. Есть проверенный способ избавиться от простуды: в кружку с алкоголем кладешь толченые стебли краснолиста, настаиваешь минут пять и пьешь залпом. Продирает до кишок. Краснолиста вокруг полно. Проблема в другом: для многих подождать пять минут – из разряда невозможного.

Ближе к полуночи Лускус снова собрал военный совет. Оказалось – вернулись разведчики, причем сразу две группы. Сведения они принесли неутешительные. Грейты оборудуют побережье в Косицыной бухте под военную базу. В спешном порядке строятся пирсы, из доставленных на баржах конструкций собираются ангары. Три танка греют моторы на подходе к базе, а по степи разъезжают юркие колесные бронемашины с крупнокалиберными пулеметами. Разведчики несколько раз слышали звуки выстрелов. По их прикидкам, грейты контролируют участок территории примерно пять на десять километров. От их передовых постов до Поющих увалов по прямой километров тридцать пять.

Что и говорить, наш, а точнее, мой план после получения разведданных затрещал по всем швам. Неучтенный фактор в виде быстроходных колесных бронемашин смешал нам все карты. Прыгунам и трициклам не уйти от такого врага, зато грейтовские броневики легко выйдут из-под нашего обстрела, и стало быть, подбить их практически невозможно. Нужно срочно что-то менять…

* * *

Ночной военный совет не продлился и получаса, когда дозорные сообщили, что в пяти километрах к северу замечена бронемашина грейтов.

– Спят они, – тяжело дыша, доложил боец, роняя дождевые капли на разосланную карту. – Один снаружи сторожит, остальные внутри. Рассвета ждут.

– Будем брать! – радостно потер ладони Лускус. План созрел мгновенно и, собственно, не сильно отличался от того, что накануне предложил Елисеев – заманить броневик в долинку между лесом и оврагом, перекрыть пути отступления стеной разрывов и заманить грейтов в ловушку. Ловушку эту должны были выкопать саперы Клима, и они работали всю ночь, отрыв длинную канаву двухметровой глубины. Теперь все гадали – клюнет противник на приманку, возьмется преследовать отряд всадников или уберется восвояси?

Два десятка прыгунов готовились уйти в степь. Всадники, угрюмые и сосредоточенные, проверяли сбрую и седла, успокаивали своих скакунов, почесывая их между длинных ушей. Прыгуны, словно догадываясь, что их ждет, доверчиво клали мохнатые морды на плечи людей, заглядывали в глаза и фыркали, разбрызгивая дождевые капли.