— Леон Константинович, вас беспокоит лейтенант Добролюбов! Помните такого? Вы еще приезжали к нам в отдел с инспекцией…

— Как же, как же, отлично помню вас, лейтенант! — сразу воскликнул Семилетов. — Неужели надумали работать в нашей системе?

— Надумал.

— Вот и славненько! Но, надеюсь, вы не будете требовать, чтобы я вас, как получившего «красный» диплом, оставил в Москве и предоставил вам квартиру, а, лейтенант?

— Во–первых, квартира в Москве у меня есть, а во–вторых, я нисколько не держусь за столицу: для меня главное — приносить пользу для своей страны! — с пафосом произнес потомок великого утописта Добролюбова.

— Похвально, очень похвально! — улыбнулся полковник. — Оставьте свои координаты и ждите сообщений…

Не прошло и двух недель, как Добролюбов получил не только внеочередное звание старшего лейтенанта, но и предложение занять должность замполита в той самой колонии, в которой позднее и оказались герои нашего повествования.

За год до назначения Иннокентия Добролюбова, во избежание более серьезных последствий, из данной колонии были уволены многие руководящие офицеры из ее администрации.

Среди уволенных несчастных: начальник колонии, его заместитель по оперативной работе — старший Кум, заместитель начальника по режимной части, а также и замполит, которого уволили с формулировкой, как «не сумевшего направить работу коллектива в нужное политическое русло…»

«Взявшись за гуж, не говори, что не дюж!» — гласит русская народная мудрость.

И Иннокентий не стал долго раздумывать над предложением и держаться за столицу, а потому собрал свои нехитрые пожитки в небольшой чемодан и отправился в далекую от Москвы Оренбургскую область.

С его приходом в колонии довольно много чего изменилось в лучшую сторону не только в отношении дисциплины среди спецконтингента, но среди ее сотрудников, которые стали даже опаздывать в два раза меньше. .

Кроме того, Иннокентий в буквальном смысле из ничего поднял художественную самодеятельность в колонии, нашел подходящую кандидатуру на должность заведующего клубом. На воле тот мужчина окончил институт культуры и пару лет проработал заведующим сельским клубом, пока по пьянке не загнал аккордеон своему соседу, с которым и пропил вырученные деньги.

А также замполит сумел отыскать спонсора для приобретения духовых эстрадных музыкальных инструментов и приличной ударной установки для колонии.

К тому же Добролюбов добился, чтобы в расписании колонии, в отделе — свободное время, каждое воскресенье и каждый праздник в клубе показывали добрые и полезные для размышлений о будущем фильмы. И лично сам ездил в область, чтобы проследить за репертуаром получаемых для просмотра в их колонии кинокартин.

Будучи большим ценителем кино, Иннокентий хотел, чтобы в их колонии репертуар был как можно более разнообразным: комедии, детективы, мелодрамы, фильмы, снятые по произведениям русских классиков.

И впервые, за более чем полутора десятков лет существования данной колонии, Добролюбову удалось пробить существенные субсидии на обновление ассортимента книг библиотеки колонии.

Поначалу все его усилия, как водится, наталкивались на серьезное сопротивление со стороны не только старшего Кума, и заместителя начальника по режиму, но даже и со стороны самого начальника колонии. Все изменилось, когда на специальных творческих конкурсах района и всей Оренбургской области все чаще в тройку сильнейших стала попадать их колония. Начальник начал получать похвальные грамоты, премии, благодарности от вышестоящего начальства, а потому быстро поменял свое мнение и стал всерьез всячески поощрять начинания молодого замполита.

Ощутив столь мощную поддержку, молодой замполит принялся по полной программе использовать свои знания, полученные по прямой своей профессии в институте. Он тщательно изучал личные дела особо непокорных осужденных и старался отыскать в каждом из них положительные качества. Он умел терпеливо выслушивать их беды, вникать в них до самой сути и разбираться в первопричинах, которые подтолкнули их на путь преступления.

Как‑то на глаза Богомолова попало дело Тимура Селивановича Карташова, по прозвищу Тимка-Хитрован. После того как замполит внимательно изучил его, он пришел к совершенно неожиданному выводу, что этому парню, почти всю сознательную жизнь не видевшего вольной жизни, не хватает собственной ответственности!

Да и откуда было ей взяться?

За него всегда решали чужие люди: в школе, на малолетке, в колонии.

Куда ему нужно идти? Где он должен стоять? Что должен есть? Где ему положено спать?

Мысль‑то хорошая и правильная, но где можно проверить его самостоятельность?

Как заставить стать ответственным человека, отбывающего наказание за воровство?

Ведь такие качества характера, как ответственность и самостоятельность, воспитываются с самого детства.

Замполит долго искал место, на котором Тимка-Хитрован смог бы наверстать упущенные качества в детстве и достойно проявить себя.

И вдруг ему в голову пришла неожиданная мысль:

А что если его назначить заведующим вещевым складом?

Конечно, это риск: назначить человека, осужденного за воровство, материально–ответственным работником.

И старший Кум, и заместитель по режиму встретили его предложение ехидным смехом: «пусти козла в огород…» — самое безобидное выражение, из отпущенных ими фраз в тот момент.

Выразил некоторые сомнения даже сам начальник колонии, но после настойчивых аргументаций заранее подготовленного замполита, полковник все‑таки сдался и дал‑таки ему «добро» на проведение эксперимента, но честно предупредил, что вся ответственность лежит на нем.

И главным аргументом, который окончательно и добил начальника колонии, и заставил подписать докладную замполита, стала брошенная замполитом в сердцах фраза о том, что его заместители, по оперативной работе и по режиму, объединились против его эксперимента лишь потому, что каждый из них хотел бы поставить на эту должность свою кандидатуру!

— Ладно, Иннокентий Селиверстович, давай приказ — подпишу, — согласился полковник, оставшись с замполитом наедине в кабинете, — но помни, что в лице моих замов ты обрел весьма серьезных противников! Не боишься, что они тебя скушают? — без обиняков спросил начальник колонии Черемных Валентин Прокопьевич.

— Волков бояться — в лес не ходить, товарищ полковник! — философски заметил старший лейтенант. — Я не лезу в их разборки, не мешаю их внутренним играм, не меряюсь с ними: у кого и что там толще! Да, признаюсь я откровенно, не люблю «стукачей», но это совсем не означает, что их не должно быть в нашей колонии! Но я — замполит, являюсь как бы врачевателем больных душ, и потому готов выслушать любого, кто придет ко мне со своими проблемами или даже бедой! Хоть Вора в законе, хоть «обиженного», — и тут же тихо прошептал, наклонившись ближе к начальнику: — А что касается ваших заместителей, то прошу вас, не беспокойтесь, товарищ полковник: не скушают — подавятся!