– Да ничего страшного, — небрежно махнул рукой Сергей, когда я спросил его о том, что происходит. — Просто временная инверсия.

– Ничего себе «просто»! — возмущенно воскликнул я. — Из-за этой твоей инверсии я пропустил уже два отборочных матча чемпионата мира!

– Ну, значит, не судьба тебе было их увидеть, — вроде как успокоил меня Сергей.

На вопрос о том, что послужило причиной временной инверсии и чем это может закончиться, Сергей ответил в характерной для него манере — невразумительно. Очень невразумительно. Невразумительнее, чем он делал это обычно, когда хотел уйти от ответа. По его словам получалось, что временная инверсия — это вполне предсказуемый, закономерный процесс, причины которого лежат в основах общей теории относительности и универсальной космогонии.

Ответ показался мне неубедительным. Главным образом потому, что Сергей при этом старательно отводил глаза в сторону и крутил на руке браслет темпорального модулятора. Убедившись, что от неразумного потомка мне больше ничего не добиться, я решил предпринять собственное расследование, и когда Сережа в очередной раз оказался у меня на кухне, я вместо чая выставил на стол шесть бутылок пива. На всякий случай, если пиво не подействует, у меня была припасена еще и бутылка водки.

Как истинный человек будущего, к выпивке мой потомок относился крайне отрицательно и всем напиткам предпочитал чай и квас. Но ради того, чтобы на лишних полчаса задержаться у меня в гостях, Сергей был готов на все. Поэтому, когда я разлил пиво по стаканам, он поморщился, но отказываться не стал.

Однако хитрость моя сработала против меня. Я-то рассчитывал, что после бутылки-другой Сергей сделается более откровенным и менее острожным в высказываниях и, задавая нужные вопросы, я смогу проникнуть в суть происходящего. На деле же, не допив второй стакан, Сережа аккуратно сложил руки на столе, возложил на них голову и заснул сном праведника, которому не было никакого дела до проблемы временной инверсии.

Первоначальный план с треском провалился, но, как бы там ни было, признавать свое поражение я не желал. В конце концов, кто я — тварь, во прахе растертая, или право имею? Доколе можно позволять потоку свихнувшегося времени тащить себя незнамо куда? Я не имел ничего против того, что мир катится ко всем чертям — какой смысл оспаривать то, что ты не в силах изменить! — я должен понимать суть происходящего. И ежели Сергей не желал по доброй воле поделиться со мной информацией, а выведать что-то хитростью не удалось, оставалось только полностью взять инициативу на себя.

Придя к такому выводу, я понял, что Ницше непременно бы мной гордился. Дабы не растратить обретенную уверенность, я быстро, но аккуратно снял с запястья Сергея браслет темпорального модулятора, заменив его очень похожим браслетом с часами китайского производства.

Я много раз видел, как пользуется темпоральным модулятором мой далекий потомок, а потому был уверен, что смогу повторить его нехитрые манипуляции. После того как я нажал небольшую плоскую кнопку на правой торцевой части корпуса темпорального модулятора, на дисплее загорелись два слова — «вход» и «выход». «Вход» — значит «туда», «выход» — соответственно «обратно»; для того чтобы понять это, не требовалось проявлять чудеса сообразительности. Я коснулся пальцем слова «выход», которое тотчас же оказалось заключено в красную рамочку. Рядом загорелось число — 2246, — год, из которого явился Сергей. Ну, и что теперь? Еще раз коснуться пальцем слова «выход»?

Именно в тот момент, когда осталось сделать последний шаг — не шаг даже, а легкое движение пальцем, — я почувствовал сомнение. А что, если 2246 — не тот год, в который должен вернуться Сергей? Что, если темпоральный модулятор требует еще какой-то дополнительной настройки? Что, если, оказавшись в будущем, я не смогу вернуться назад? В общем, в один миг появилась целая куча вопросов, которые прежде я себе не задавал. Все еще не решаясь коснуться пальцем слова «выход» на дисплее, я с надеждой посмотрел на мирно посапывающего во сне Сергея. Проснулся бы ты, что ли, с грустью подумал я. Эдак ведь и конец света можно проспать, который, не ровен час, я тут скоро устрою. Потом я увидел недопитую бутылку пива и почувствовал страшную жажду. Прежде чем отправиться в далекое будущее, мне непременно нужно было сделать хотя бы один глоток, чтобы промочить горло. Иначе… Иначе я просто не смогу вымолвить ни слова, когда окажусь в толпе потомков.

Я схватил со стола бутылку и сделал два торопливых глотка из горлышка. При этом совершенно неумышленно я зацепил донышком бутылки локоть Сергея. Но он и тогда не проснулся!

Что ж, откладывать далее путешествие в будущее не имело смысла. Вернее, я не мог найти повод для того, чтобы отказаться от задуманного. А если так, мне оставалось только признаться в собственной трусости.

Ну уж нет, сказал я себе, и палец мой, как боек на капсюль, упал на слово «выход».

Яркая вспышка не ослепила меня, но заставила на секунду зажмуриться. Когда же я размежил веки, рядом не было ни кухонного стола со спящим на нем Сережей, ни стиральной машины, ни холодильника, ни электрической плиты… Одним словом, я был уже не у себя на кухне.

Место, в котором я оказался, больше всего походило на кабину пассажирского лифта. Раздвижные двери, большое зеркало на противоположной стене, тусклый свет из-под мутного пластикового плафона. Не хватало только инструкции по пользованию и ряда кнопок с номерами этажей. Я посмотрел на табло темпорального модулятора. Теперь красной рамочкой было обведено число 2246. По всей видимости, это означало, что я прибыл на место. То бишь в будущее, о котором я много слышал, но мало что знал.

Двери кабины плавно и беззвучно разошлись в стороны, открыв проход в ярко освещенное фойе. Дабы не выставлять себя полным идиотом, не знающим, как себя вести в зоне прибытия, я уверенно вышел на свет.

Решение действовать по обстоятельствам, полагаясь на здравый смысл и интуицию, полностью себя оправдало. Фойе здорово смахивало на огромную привокзальную площадь. Ну а как вести себя на вокзале, известно, почитай, каждому: главное — не суетиться, не терять из виду свои вещи и следовать в том же направлении, куда перемещается основная масса людей. В обе стороны от того места, где я находился, тянулись длинные ряды кабинок, одну из которых я только что покинул. То и дело какая-то из кабинок открывалась, из нее выходил человек, мужчина или женщина, одетый в соответствии с модой двадцать третьего века, которая, по моим наблюдениям, представляла собой не что иное, как дикую мешанину всего, что попадалось под руку, и, не теряя времени, направлялся в дальний конец зала. Тут уж никаких сомнений быть не могло — мне нужно следовать в том же направлении.

Люди шли, не глядя по сторонам, как будто каждый был занят своими, чрезвычайно важными не только для него, но и для всего человечества мыслями. Или, может быть, они стеснялись смотреть друг на друга? Не принято у них такое, в двадцать третьем-то веке? В любом случае мне это было только на руку. Я тоже изобразил задумчивость на лице и потопал в ту сторону, где, судя по всему, находился выход в город.