С другой стороны, он выражал недовольство тем фактом, что, хотя у некоторых у нас были головы, у мленбб и нзредд мозг находился в туловище, а гуурр являлись гордыми обладателями того, что биологи с первого корабля назвали «рассредоточенной нервной системой».

– Как снимать интригующие крупные планы, – сетовал Шлестертреп, – если не знаешь, какую часть животного в них использовать? Этим персонажам следовало бы собраться и решить, как они хотят выглядеть, а не сокращать мне жизнь осложнениями!

– Это наиболее дифференцированные плухх, – гордо напомнил ему я. – Победители конкурсов красоты.

– Точно. Готов поспорить, некрасивые крайне старомодны.

Так, ненавязчиво и щедро, он вел нас к цивилизации. Да будет его имя чтиться всеми выжившими плухх!

Единственная трудность заключалась в получении нового знания. Роботы оказались весьма необщительными (мы еще не установили их точное место в человеческих делах), а Хоган Шлестертреп объяснил, что такого гения, как он, не заботят мелочи стереографической механики. Ею занимаются его металлические помощники.

Тем не менее я продолжал попытки. Я чувствовал, что моя затравленная раса ждет от меня приобщения ко всему знанию, с которым я столкнулся, для построения нашей собственной технологии. Я задавал Шлестертрепу подробные вопросы о работе звукового робота, который ловко управлял извивающимися, почти живыми микрофонными стойками над актерами и декорациями; я докучал ему расспросами о гигантской запаховой камере с ее странными мерцающими обонятельными линзами и циферблатами, пикантно откалиброванными от констант роз до констант сероводорода.

Однажды, после особенно длинной сессии, я нашел его в отсеке за сочинением музыки к нашему стерео. Мне эта музыка всегда казалась в некотором смысле стимулирующей, пусть ее предназначение и было непонятным, и меня очень интересовал процесс ее создания.

К его славе, он ответил мне с величайшим терпением.

– Смотри, вот звуковая дорожка с симфонией Бетховена, а вот – с попурри Гершвина. Я по очереди скармливаю их кусочки аранжировщику и ставлю переключатель вот в такое положение. Ящик крутит их туда-сюда – он может собрать из них больше сочетаний, чем дюймов отсюда до Земли! – и в конце концов выдает объединенную звуковую дорожку, а мы получаем совершенно новую музыку для нашего стерео. Запомни формулу: немного Бетховена, немного Гершвина – и много аранжировки.

Я ответил, что никогда этого не забуду.

– Но что за машина создает исходные дорожки Гершвина и Бетховена? И можно ли использовать какую-либо из них под водой против бринозавра? И в чем именно заключается процесс кручения туда-сюда, который проводит аранжировщик? И как нам создать…

– Вот! – Он схватил книгу со стола за своей спиной. – Я собирался дать ее тебе вчера, когда ты спросил, как мы подсоединяем осязание к манипуляторной антенне. Хочешь знать все о культуре и о том, как люди с ней обращаются? Хочешь знать, как наша культура приспосабливается к нечеловеческим индивидуумам? Так прочти это и не приставай ко мне, пока не закончишь. Читай, пока не зарубишь все это себе на носу. Это основы основ. Может, теперь я смогу выпить в тишине и покое.

Я излил благодарности на его удаляющуюся спину и скрылся в углу с моим сокровищем.

О, каким одухотворяющим выглядело название! «СОКРАЩЕННЫЕ ПРЕДПИСАНИЯ МЕЖПЛАНЕТНОЙ КУЛЬТУРНОЙ МИССИИ, АННОТИРОВАННЫЕ, С ПРИЛОЖЕНИЕМ СТАНДАРТНЫХ РАБОЧИХ ПРОЦЕДУР ДЛЯ МИССИЙ СОЛНЕЧНОЙ СИСТЕМЫ».

К моему глубочайшему сожалению, мои интеллектуальные способности оказались недостаточно развитыми, чтобы извлечь полезную информацию из этого величайшего человеческого хранилища знаний. Я все еще медленно пробирался сквозь параграф 5, поправочный циркуляр 16, введения («Хищники-псевдомлекопитающие, допустимые подходы и умиротворение с целью внедрения Байнетплекса»), когда робот вызвал меня к Шлестертрепу.

– Готово, – сообщил он мне, отмахнувшись от вопроса насчет особенно загадочной сноски. – Давай уберу это обратно в хранилище. Я дал ее тебе лишь для того, чтобы ты не мозолил мне глаза. Оно готово, парень!

– Стерео?

Он кивнул.

– В лучшем виде. Можно смотреть. Твои друзья собрались в проекционной.

Он поднялся и медленно обошел отсек. Я ждал его следующих слов, едва смея насладиться величием момента. Нашей культуре было положено начало!

– Послушай, плух, я подарил вам стерео, которое, на мой взгляд, определенно звонит в колокола. Я не думал о бюджете и черпал вдохновение из глубин сознания. Как ты считаешь, сможешь в ответ сделать старику Шлестертрепу маленькое одолжение?

– Что угодно, – пропульсировал я. – Мы сделаем что угодно для бескорыстного гения, который…

– Заметано. Парочка в‐каждой-бочке-затычек на Земле бегают кругами и шумят насчет моего назначения в эту миссию: дескать, я не прошел курс инопланетной психологии. Делают из меня козла отпущения, используют мое назначение и кучу всяких там из шоу-бизнеса для нападок на действующую администрацию, которую они обвиняют в коррупции и некомпетентности. Я всегда рассматривал эту работу исключительно как времянку, пока Голливуд не осознает, что не может жить без настоящего Шлестертрепова Душка в своих стерео. Все равно старый добрый банковский счет на Земле продолжает жиреть, и сейчас мне особо некуда податься. Было бы очень мило с твоей стороны, если бы дал мне рекомендации в виде стереозаписи, которую я смогу отравить на Землю. Вроде как продемонстрировать человечеству, что вы благодарны нам за то, что мы делаем.

– Я буду рад возможности проявить свою благодарность, – ответил я. – Однако понадобится время, чтобы сочинить подобающую речь. Я начну немедленно.

Он схватил меня за длинные щупальца и втянул обратно в отсек.

– Чудесно! Но ты же не хочешь, чтобы сочиненная тобой речь пестрела всевозможными ошибками, которые заставят человечество решить, будто вы не стоите тех денег, что мы на вас тратим? Конечно, не хочешь! У меня есть замечательная готовая речь, именно то, что им следует услышать. Смазочник! Подготовь с Мятолицым аппарат для записи.

И пока роботы руководили стереозаписью, я зачитал вслух сочиненную Шлестертрепом речь по листу, который он держал за кадром. Я немного спотыкался на чужеродных концепциях – например, пассажах, в которых превозносил Великого цивилизатора за обучение нас английскому языку и разъяснение нам наших сложных биологических функций, – но в целом это был хвалебный гимн, которого и заслуживал Шлестертреп. Когда я закончил, он крикнул:

– Снято! Отлично!

Прежде чем я успел спросить у него о причинах кажущихся несоответствий речи – я знал, что, поскольку он человек, это не могли быть простые ошибки, – он втолкнул меня в проекционную, где ждали актеры-плухх. Мне показалось, я услышал, как он пробормотал что-то вроде: «Это придержит орду Гогарти до следующих выборов», – но я был столь возбужден перспективой первого культурного достижения плухх, что лишь занял свое место, когда включились проекторы. Теперь иногда я думаю, что, быть может… Но нет.