– Я слышала, что вы, Служители Храма, умеете обращаться с нечистью, – заметила королева, явно чего-то ожидая от Нау.

Он вынул из-за пояса серебряную монету и приложил пленнице ко лбу. Она даже не вздрогнула и не открыла глаз, хотя было видно, что она в сознании, всё прекрасно слышит и чувствует прикосновения. Тогда Нау отогнул ей веко и начал рассматривать зрачок. Глаз был самый обыкновенный – голубой, человеческий, зрячий.

– Это не нечисть. Они просто сделали то, что велела им их вера. – Нау собрался уже рассказать, на что порой толкают людей ложные представления о мире и чести, но пленница тут же распахнула оба глаза и, говоря как бы сама с собой, произнесла:

– Да! Первая книга, седьмое пророчество: «И явится Великий Када, властитель мира сего и прочих миров властитель, един во множестве тел, облаченных в латы. И всех, кто по доброй воле не последует за ним в царствие его, он возьмет туда силой, милосердствуя и тем, кто лишен веры…» – Она вдруг закашлялась и спросила, уставившись на Веллета: – Дай вина!

Веллет молча взял со стола кубок и влил ей в рот половину его содержимого. Жрица улыбнулась и продолжила: «…и даже тем, кто в невежестве и безверии осквернил лики его мерзким серебром, и тем, кто поклонялся и служил врагу его. И в тот день благостный, когда призовет он к себе всех, земля, сотворенная для мучений, опустеет».

Служитель вынул из сундука книгу, лежавшую сверху, раскрыл ее и увидел, что знаки этого письма ему непонятны и даже в библиотеке Храма он не встречал ничего подобного. И в то же время казалось, что книга совсем новенькая, и знаки на ее листах были выведены так ровно, как ни в одной из книг, которые попадались ему в Холм-Готе. Он сунул книгу под нос пленнице и сурово спросил:

– Откуда это взялось? Кто принес?

Она вновь закрыла глаза, на ее усталом лице образовалась слабая улыбка, и она начала говорить. Нет, она не отвечала на вопрос, она просто негромко говорила сама с собой, и ей было всё равно, слышит ее еще кто-то или нет:

– Приди… Приди ко мне со своим мечом и порази меня в сердце. Великий Када во плоти, выйди вновь из идола, прекрасный и могучий. Мы сделали всё, как ты сказал, и отражения твои приблизились к нам, а многих из наших забрали к себе, в лучший мир. Но не всех, кто пошел отворять ворота твоим отражениям, поразила смерть от твоих благословенных мечей, многих убили твои враги в невежестве своем. Так возьми их тоже в свой мир, хоть и умерли они не по слову твоему… – Речь ее стала неразборчивой, а вскоре она действительно потеряла сознание.

– Надо найти их капище! Оно должно быть где-то в замке, – сказал Нау, посмотрев на Веллета.

– Уже нашли, – отозвался Халл, – она пыталась бежать этой ночью, и ее настигли в дальней каменоломне. Там стоит идол.

– Он еще цел?

– Да, пока цел… Мы решили сжечь ее вместе с идолом так, чтобы это видели все.

– А теперь слушайте… К ним приходил вестник от врага… Он вышел прямо из идола, дал им эту книгу и повелел отворить ворота, утверждая, что тем самым они сделают великое благо для себя и для всех, кто прячется в замке от гибели, за которой последует «лучшая жизнь в лучшем мире». Я попробую вытащить этого вестника еще раз и не выпустить его обратно. Если мне это удастся, у нас появится надежда…

Королева посмотрела на него сверху вниз и величественно кивнула.

Весь оставшийся день Нау провел в плавильне. Королева Элис приказала отсыпать ему из сокровищницы серебра, сколько он попросит, и он попросил два пуда. Теперь вместе с четырьмя мастеровыми и тремя Служителями он делал обереги – от сглаза, от колдовства, от удара молнии. Мастеровые делали разборную решетку из серебряных прутьев, а Служители острыми стальными писалами выводили знаки и на прутьях, и на бляхах, и на браслетах. Несколько мальчишек перетаскивали всё это через длинный подземный ход в дальнюю каменоломню, где и стоял страшный идол с безумными деревянными глазами, а весь пол был завален лисьими шкурами. К ночи приготовления были закончены.

Шестеро стражников притащили к капищу жрицу вместе с креслом, к которому она была привязана. С тех пор, как она пробормотала последнюю молитву Нечистому, сознание к ней так и не возвращалось – Нау попросил одного из местных ведунов дать ей сонного снадобья. Проснувшись, она должна была увидеть своего идола и ничего больше. Под шкуры, в трещины между камнями Служители спрятали многочисленные обереги. Только под идолом и над ним оставили незащищенное пространство, через которое посланец Нечистого должен проникнуть в подземелье. Перед идолом Служители поставили кресло со спящей жрицей и ушли в боковую галерею. Оставалось ждать, когда она проснется и вновь начнет читать свою молитву.

Дриз был одет в такой же серый балахон, как и его мертвые воины, чтобы никто со стен замка не мог разглядеть его. Полдела было сделано, и он ждал лишь, когда кадары, если хоть кто-то из них уцелел, вновь откроют ему путь внутрь замка. Теперь он уже не сомневался в скорой победе – войска ненавистного лорда Бранборга погребены в тоннеле под Северной Грядой, Прибрежный замок разрушен, внешние стены Скального замка пали под натиском меченосцев. Великолепный должен быть доволен. После победы он, Дриз Кардог, Мясник, должен стать первым из Избранных, и тогда все они, и Резчик, и Писарь, и Кузнец, и даже старуха Щарап, будут вынуждены подчиняться ему почти так же, как доселе подчинялись только Великолепному, Сиятельному Мороху. И тогда не ему придется искать благосклонности Дряни, Хозяйки, Гейры, а она будет терпеливо ждать, когда же он снизойдет до нее.

Зов раздался неожиданно, раньше, чем он ожидал: «Великий Када, приди, чтобы избавить нас от мучений, на которые этот мир обрекает всякого, кто живет в нем. Приди, чтобы забрать нас отсюда на острие твоего чудесного меча…» Идола, которому поклонялись кадары, им подсунул Резчик несколько лет назад. Они нашли его в подземных коридорах и увидели в этом великое чудо. Как только Дриз привел все свои войска к Скальному замку, он тут же потребовал от Траора вырезать точно такого же идола для себя, и теперь оставалось только ждать зова, который не замедлил прийти. И теперь, вновь услышав знакомый голос жрицы Органы, он подошел к своему идолу и обнял его. Нужно было только крохотное усилие, чтобы слиться с ним, войти в него, а потом выйти, но уже в другом месте – в древней каменоломне, где кадары когда-то давно, едва был построен Скальный замок, устроили свое капище.

«Как интересно… – подумал Дриз, увидев жрицу привязанной к резному креслу с высокой спинкой. – Мука, самоистязание… Могла бы просто так позвать…» Она смотрела на него широко раскрытыми безумными глазами и продолжала что-то бессвязно бормотать. И вдруг он почувствовал боль, как будто тысячи серебряных иголок вонзились в него. Каменный тупик, в который он угодил, оказался переполнен хитроумной вязью знаков Силы, той Силы, против которой он восстал, начав служить Великолепному. Дриз понял, что угодил в ловушку, и вновь обхватил идола, на этот раз – чтобы вернуться обратно. Но вдруг откуда-то из темноты выскочил какой-то странный человек в рясе. Его движения были стремительны и плавны. Тяжелая секира, которую он выхватил из-за спины, обрушилась на идола и расщепила его надвое, а потом раздался страшный вопль Органы, который своей внезапностью и силой заставил Дриза на мгновение замереть. Путь назад был отрезан, что ж, им же хуже… Сейчас он мечом прорубит себе путь к воротам, искромсает всех, кто посмеет встать на его пути, и впустит в замок свое воинство, которое так долго ждало решающей битвы. Вперед! Он даже не взглянул на того, кто уничтожил идола. Вперед! Так даже лучше… Навстречу ему из темного коридора полетели стрелы, которые он по привычке начал вырывать из себя, не останавливаясь. Но после того, как он отбросил в сторону седьмую стрелу, до него вдруг дошло, что раны, нанесенные серебром, не заживают на нем, как бывало, а боль, которую он ощутил, едва оказавшись в подземелье, с каждым мгновением усиливалась и уже стала нестерпимой. Сквозь красную пелену, вставшую перед глазами, он разглядел, что на него надвигается несколько вооруженных Служителей, прикрываясь серебряной решеткой, которая жгла его даже на расстоянии. А стрелы продолжали лететь из-за прутьев десятками, сотнями, они уже не вонзались в его тело, они рвали его на части, превращая в кровавое месиво. Удар секиры, нанесенный сзади, снес ему голову, а потом на его останки обрушилась сверху серебряная решетка. Вспыхнул всепоглощающий огонь, затем бархатная тьма окутала его, а еще через мгновение мир перестал для него существовать.