Верховная власть, будучи сама источником закона, связана была им нравственно, а не юридически. Во имя государственной цели законный порядок нарушался самой же властью, с помощью указов, особых Положений; однако некоторые представители структуры управления считали такие действия аморальными по отношению к гражданам и не считали оправданным нарушение частного права — столпа экономического развития и политической стабильности. Действия государства оправдывались следующим образом: «…каждое имущество в государстве, хотя и предоставляется исключительно господству одного лица, всё-таки может и должно служить целям государства, а как цели и интересы государства выше интересов отдельных лиц, то право сих на имущество должно быть ограничено, на сколько того требуют общественные интересы»[820].

В азиатских государствах не было собственности, носившей печать личной, исключительной власти на землю и воду, а было право пользования, на практике носившей общественный характер. Такую же систему решено было ввести и на Северном Кавказе, что входило в противоречия с давними историческими традициями повсеместного пользования частными правами.

Земли у горцев всегда служили предметом гражданского оборота: купли-продажи, залога, дара. Следовательно, такое владение заключало в себе все элементы права полной собственности, указанные в российских законах, т. е. — владение, пользование и распоряжение. Посягательство на пашню, луг или сад коренного жителя Кавказа, было равносильно посягательству на его личную свободу. Для полного сближения обычного права горцев на землю с правом собственности на основании общегражданских законов (ст.420 и 423. Т.Х. 4.1. Св. зак. Изд.1900 г. право на имущество) недоставало, следовательно, лишь формального момента укрепления его за фактическим владельцем в порядке, установленном гражданскими законами. «…Обычное право горцев на землю тождественно по содержанию с общеимперским правом поземельной собственности» — считал наместник на Кавказе граф Воронцов — Дашков[821]. Также он высказал своё мнение императору во всеподданнейшей записке, где говорилось о желательности предоставления земли на праве собственности горцам, т. к. только тогда «землеустроительные цели будут достигнуты»[822]. Начальник Терской области генерал — адъютант Свистунов считал необходимым: те земли, которые находятся во владении частных лиц, закрепить на праве собственности за этими лицами, земли же аульных обществ признать собственностью этих обществ. Свистунов считал, что для всеобщего равномерного подворного распределения земли пришлось бы уничтожить обычное право, и, обратив все земли в государственную казну, распределить между населением. Но такое действие, по мнению начальника области, было бы незаконно и несправедливо, т. к.:1) частные участки созданы с большими затруднениями и денежными затратами и нет основания лишать собственников их векового права; 2) с уничтожением обычного права собственности, положение большинства населения ухудшится и подорвёт доверие к правительству[823]. Само правительство поддерживало в населении уверенность в вотчинных правах на родовые земли и даже «Высочайшее повеление» о расчищении из — под леса участков земли последовало в смысле признания за жителями прав собственности на эти участки. Проект по сохранению права земельной собственности, составленный Свистуновым, был признан в Тифлисе неприемлемым[824]. Возражения начальника Главного управления наместника на Кавказе, генерал-лейтенанта Старосельского Свистунову заключались в следующем: а) Проект допускает возможность перехода всех лесов в общинное владение, или в частную собственность — что недопустимо; б) Межевание всех участков, отходящих в частную собственность, составит слишком обширный труд и затормозит дело на долгие годы. Разногласия привели к тому, что вопрос о поземельном устройстве жителей Нагорной полосы продолжал оставаться без движения до 1885 года. Предварительная межевая съёмка закончилась в 1905 году[825]. В 1906 году приказом главнокомандующего Кавказским военным округом от 18 апреля, в городе Владикавказе была образована Комиссия для исследования правового и экономического положения Северного Кавказа. К работе в этой комиссии не были допущены горцы. Собственником земли комиссия считала казну, указывая, что у горцев земли никогда не было, и что они её не желают. Комиссия предположила, что меньшинство владеет землёй, но не имеет права на её недра, только — на поверхность. Высказываясь против права собственности горцев на землю, комиссия утверждала, что укрепление собственности на Кавказе — совершенно излишняя формальность. По мнению членов комиссии, тот факт, что население регулярно платило подати государству указывает на то, что жители фактически признали право государства на землю. Однако, в решениях Сената за № 74/146, 71/1080, 72/261 говорилось, что подати не могут устанавливать за казной собственности[826]. Подымная подать не входила в оброк на землю — на этом основании земля не могла считаться казённой[827].

На рубеже XIX–XX вв. С.В.Витте, хотя и без особого успеха, доказывал, что «сближению инородческих племён с русской народностью мешает создание без крайних необходимостей каких бы то ни было новых поводов к недовольству»[828]. При обсуждении земельного вопроса в Совете министров представитель наместника на Кавказе (графа Воронцова-Дашкова) напомнил, что при присоединении Кавказа его народам было обещано сохранить право собственности на находящиеся в их владении земли, причём горцы считали землю своей и продолжали совершать сделки купли — продажи. Однако большинство министров отвергло ссылки на давние обещания, преследовавшие, по их мнению «…главным образом политические цели…»[829].

В условиях аграрного кавказского общества, сложившейся социальной стратификации и традиционного права собственности на землю, основанного на трудовой заимке, давности владения, праве сильного, отсутствовало понятие юридического оформления собственности на землю. Это давало возможность Российскому правительству, опираясь на военную силу, объявить предгорные и плоскостные земли Северного Кавказа казёнными, но при этом официально не отрицались права коренного народа на эти земли.

Размещение на территории горских народов военных крепостей и казачьих станиц, дарование крупных участков земли в частную собственность отдельным представителям местной феодальной знати, усиливающееся малоземелье, проникновение и рост товарно — денежных отношений стали побудительными причинами для горской элиты о постановке вопроса перед Кавказской администрацией о выдаче документов на законное (с точки зрения Российского законодательства) владение принадлежавших им земель. Администрация, обещая узаконить собственность, постоянно откладывала решение вопроса, создавая для этого различные комитеты и комиссии[830]. Таштемир Эльдерханов, работавший в 1898 году учителем в Грозненской горской школе, избирался членом I и II Государственной думы от малых народов Терской области: чеченцев, ингушей, кабардинцев и кумыков. В своих выступлениях он разоблачал царское правительство, незаконно расхищавшее природные богатства, принадлежащие горцам, и требовал, чтобы это расхищение было остановлено. После возвращения в Грозный, Эльдерханов подвергся преследованиям со стороны царской власти. В Терской области ему было запрещено заниматься педагогической деятельностью и он вынужден был покинуть родину и переехать в Баку, где стал преподавать в городском училище[831]. Горькая правда, высказанная простым чеченским учителем с самой высокой государственной трибуны, отражала реальность. К сожалению, в ходе земельной реформы все