– Что теперь? Тут-то обвала быть не может.

– Метан. Концентрация достигла опасной отметки. Надо выбираться на поверхность.

– А как же полисмен?

– Достанем его позже, – сказал шахтер и отвел глаза. Все знали, что шанс найти Кнута Фьеля живым был микроскопический. Должно пройти много дней, прежде чем концентрация метана упадет до безопасной отметки, и еще больше времени нужно, чтобы раскопать проход в старую шахту.

Они собрались в надземном здании. Шахтеры стояли с касками в руках. Директор и горный мастер тоже разговаривали с непокрытыми головами, словно присутствовали на похоронах.

– Мы не должны терять мужества, – сказал директор и сурово заглянул в лицо каждого, проходя мимо. – В данный момент концентрация метана превысила опасную отметку. А значит, как вам известно, угроза взрыва уменьшилась. Но нам нужно подождать, пока метан не выветрится, а затем мы зайдем внутрь с эскаватором и раскопаем проход.

Никому и в голову не пришло ему перечить. В таких ситуациях надежда была долгом, а не привилегией. «Только бы не бахнуло», – невольно буркнул директор себе под нос. Он тоже был напуган, но не мог позволить себе показывать это.

Она лежала за грудой крупных камней на куче старого тряпья. Одеялом ей служил грязный желтовато-серый полотняный анорак, а под головой в качестве подушки лежала большущая кожаная шапка. Над ней уступом нависала скальная стена. Старый тоннель упирался в груду обвалившихся камней. Над ней можно было разглядеть узкий лаз. Но ведь он слишком мал, чтобы сквозь него мог протиснуться человек?

Из-за обвала потолок здесь был выше. Мужчины смогли наконец выпрямиться в полный рост и расправить занемевшие спины. Воздух здесь был чище, несмотря на то что в свете налобных фонарей поблескивала легкая дымка угольной пыли. Шахтер стянул с себя белую каску и респиратор. Это был Пер Лейквик.

Первым чувством Кнута было удивление. «Я мог сам ее найти, – подумал он. – Мне бы только чуть больше времени, и я бы ее нашел».

Она походила на куклу, которую кто-то забыл в этом странном месте. Лицо было неестественно бледным, черные мазки ресниц еще сильнее оттеняли белизну щек.

Кнут застыл на месте, скованный горечью разочарования. Грызущий страх, терзавший его последние несколько часов, воплотился в реальность. Слишком поздно. Он опустился на камень и снял с себя каску. Как он мог быть таким дураком? Почему не настоял, чтобы следователи КРИПОСа бросили все силы на поиски подсмотрщика? Ведь она все это время была у Лейквика.

Единственное, что он может сделать для Туны Ульсен, – это вынести ее дочь из-под земли. Еще бы знать, как. Им нужно вернуться, разумеется, нужно. Лаз под потолком слишком узкий. К тому же народ из «Стуре Ношке» последний раз видел их возле бытовки. Все правила поведения в экстремальных ситуациях в один голос твердят: надо оставаться там, где тебя последний раз видели. Кнут собрался с силами, которых, как он думал, у него уже не осталось, встал и сделал движение, чтобы поднять замотанное в тряпье маленькое тельце. Старый шахтер вперил в него настороженный взгляд.

Она дернула рукой и тихонько вздохнула, будто ей снилось что-то приятное. Кнут бросился на колени и прижался щекой к ее рту.

– Она дышит! – воскликнул он, ошарашенно глядя на Лейквика. – Так она жива! Вы что, не могли сразу сказать?

Шахтер закатил глаза и зло сплюнул на землю.

Элла Ульсен была жива, но состояние ее явно оставляло желать лучшего. Кнут не смог ее разбудить. Глаза вращались под полуоткрытыми веками. Но, насколько Кнут мог видеть, она была цела и невредима. Он не заметил никаких ран и синяков или крови в волосах.

Лейквик тронул Кнута за плечо и приставил руку воронкой ко рту, запрокинув голову.

– Она хочет пить?

Лейквик кивнул.

– У нее обезвоживание?

Ну конечно. Элла провела в одиночестве в шахте больше суток. И Кнут не нашел в бытовке ничего, что могло бы содержать воду.

– А-аа-да, а-аа-да, – Лейквик указал на отверстие над каменной осыпью.

– Вы знаете, где есть вода?

Лейквик кивнул и осторожно поднял на руки маленькую фигурку.

Они протиснулись через узкий лаз в старый, грубо выдолбленный орт. Четырех рук едва хватило, чтобы поднять Эллу к отверстию и просунуть ее сквозь него. Кнут изнемог от напряжения, стараясь уберечь ее голову от острых камней, щебня и угольной пыли. Тоннель с обратной стороны был настолько низким, что первое время им пришлось ползти на коленях, метр за метром передвигая спящего ребенка между собой. Иногда она мотала головой и махала руками, но так и не проснулась. Постепенно тоннель стал выше, и они смогли встать на ноги.

Они нашли небольшой ручеек, текущий вдоль стены тоннеля. Смочили Элле губы и попытались по капле влить ей в рот немного воды. Но она не хотела просыпаться и отворачивала голову. Они продолжили свой путь. Кнут перестал спрашивать, куда они идут, и больше не возражал. Время от времени они садились отдохнуть.

– Вы нашли ее в бытовке?

Лейквик утвердительно кивнул, но приложил палец к губам, чтобы Кнут говорил потише.

– Вчера?

Снова кивок в ответ.

Кнут хотел было спросить, почему же он не вынес Эллу по выработкам, выходящим в Седьмую шахту, но Лейквик, видимо, понял ход его мыслей, потому что он ткнул пальцем в потолок и опустил руки.

– Обвал? Вы знали, что этот путь может быть опасен?

Лейквик кивнул и отвернулся. Он боялся обвала.

– А Ульсена вы видели?

Элла захныкала во сне, и Лейквик гневно сверкнул на него глазами. Он покачал головой и дал понять, что больше не хочет отвечать на вопросы. Однако оставался один вопрос, который Кнут и сам не решался задать: знал ли Лейквик, куда выведет их старый тоннель? Смогут ли они выбраться наружу?

Время в горе тянулось медленно. Казалось, они блуждали в ее недрах сотни ночей, а может, и сотни лет? Лейквик шел впереди, неутомимо неся на себе Эллу – то на спине, то на руках.

Они прошли мимо большой кучи камней, сверкавших металлическим блеском. Но это был всего лишь уголь. Вдоль стен выработок, а часто и прямо под ногами, струились ручейки, со сводов тоже капало, так что вскоре они промокли до нитки. В одном месте им пришлось протискиваться сквозь щель, настолько узкую, что Кнут мог вдыхать только верхней частю легких. Это был кошмар, худшее из того, что с ним случалось за много лет – он боялся застрять, остаться в горе навсегда.

Но они упорно двигались вперед. Ползли по низким тоннелям, которые гора вот-вот должна была поглотить. И когда они брели уже так долго, что Кнуту стало казаться, что не существует ничего, кроме горы, запаха угля, горечи во рту и грозного треска многих тонн горной породы у них над головой, они вдруг вышли в посеревшее от времени, пыльное бревенчатое помещение.