Но нередко случается, что угроза цельности личности становится неопровержимой независимо от ракурса и поворота линзы. Связи и непрерывность являются непременным условием существования тождества личности во времени. Когда определенные связи уничтожаются – например, автобиографическая память или нравственные качества – становится трудно удержать идентичность.

Вспомним Бенджамена Кайла, очнувшегося за мусорными баками у «Бургер-Кинга» в Ричмонде, штат Джорджия. Ошеломленный, утративший всю историю своей прежней жизни, неспособный мысленно проникнуть в свое прошлое, он был найден, но, по сути, все равно оставался пропавшим без вести. Точно так же, когда радикально переменилась личность Мартина, когда он утратил моральные качества, которые мы очень высоко ценим, всем стало очень трудно обнаружить в этой личности прежнего Мартина. Нельзя говорить, однако, что это злобный, отчаянно жестикулирующий, неопрятный человек и есть «реальный» Мартин. Нельзя характеризовать его по беспощадному стиранию всех способностей к социально приемлемому поведению, всяких представлений о морали и эмпатии, стиранию, столь характерному для лобно-височной деменции. Нельзя определять человека по постигшему его разрушению.

Так же и Анна, когда она начала глубже копаться в поисках непрерывности и связей, обнаружила в матери эхо ее прежней самости. Да, она никогда не была особенно контактной; иногда она отчуждалась, иногда даже становилась обидчивой. Беременность 1980 года стала для нее неприятным сюрпризом – она была нежеланной и делала неизбежным замужество. Мечты о карьере пришлось оставить против воли. Такие были тогда времена. По мере того, как шли месяцы, Анна стала видеть былую отчужденность матери как результат ее воспитания и событий детства, скрытых до задушевных разговоров, которые начались в течение этих последних месяцев. Но были ли у Анны искренние внутренние сомнения в том, что мать все же любила ее все прошедшие годы? На самом деле, нет – любовь проявлялась во многих вещах, которые мать делала для семьи, не употребляя громких слов. Сохранялась связь между матерью прежней и матерью нынешней, воспоминания, черты и жесты, и этого было достаточно для преемственности идентичности, достаточно для того, чтобы изъявления любви не считать простым проявлением патологии.

Мы всегда невольно ищем лучшие ипостаси самих себя, а иногда и других людей. Благодаря этому мы можем видеть, что Анита – это нечто большее, нежели туман ее амнезии, Дилип – это нечто большее, нежели насилие во сне, а Шарлотта – это нечто большее, нежели стертые границы между серым и белым веществом на снимке МРТ. Мы не можем с легкостью позволить болезни и расстройствам стереть личность.

В поисках абсолютной идентичности, в поисках истинного «я» многие пути, естественно, являются невозможными – мы все живем в состоянии непрерывной изменчивости, наша память непрестанно реконструируется, наши личности развиваются, а наше сознание то тускнеет, то снова ярко вспыхивает. Но я думаю, что будет правильным и даже настоятельно необходимым без устали искать малозаметные признаки тождества и идентичности, прислушиваться к эху связности и непрерывности. Потому что именно на таком пути мы, наконец, сможем увидеть, что находится под зыбкой и обманчивой поверхностью. Если бы мы с такой тщательностью не искали следов идентичности, то мы пропустили бы воплощение прежней Аниты, пропустили бы проблески сознания у Кейт или затоптали бы художественные таланты, раскрывшиеся только благодаря разрушению нейронов.

Иногда там, в безднах потери, можно обнаружить драгоценное обретение.