из кабинета. — Дашуня, ты гений, всё правильно, они должны нам помочь. Ведь так? А ещё, никто никого никогда не разлюбит. Просто вас было четверо, а станет пятеро.

— Точно, мы же Ярика не посчитали! — Ромка аж подпрыгнул. — Мы к нему сейчас пойдём? Ну, папочка, ну пожалуйста!

Он тряс отца за руку и подпрыгивал рядом с ним, как мячик. А вслед за братом близнецы тоже в два голоса стали проситься к Ярославу.

Даша улыбнулась мужу

— Андрюша, а если я к ним присоединюсь с просьбой? Ну на пять минут хотя бы. Пойдём к Ярику.

Ярослава они застали прогуливающимся на костылях по коридору.

— В гроб вы меня сведёте, — взявшись за голову, произнёс отец. — Тебе твой лечащий врач разрешил?

— Да я не первый день хожу. Всё нормально. Пока тяжело, но ничего. В пятницу я выписываюсь.

Андрей Петрович поднял руку, прося его замолчать.

— Нет, ты выписываешься в субботу. В пятницу мы забираем Андрейку из дома малютки. Сейчас поедем купим всё для него. А его братья с сестрой нам помогут. В субботу я заберу вас с Надей к нам. И не надо возражать. Яр, я не железный, меня пожалей хоть чуть-чуть. Я спокоен буду, видя тебя рядом, тебе массаж нужен, упражнения. Поживёте в зале, ничего с вами не случится. И надо обсудить проект дома, начать строительство. Надя где?

— Поехала в Солнечногорск проведать бабушку с отцом. Он, кажется, уезжать собрался. Папа, я так рад, что с Андрейкой всё у вас получилось.

Часть 41

Неделя в квартире отца для Ярослава стала адом. Сейчас он не понимал, как они раньше уживались все вместе. То ли отвык за время свободного полёта, то ли двум семьям в одной квартире да при наличии четырёх маленьких детей было жутко тесно. То, что раньше воспринималось нормально, теперь раздражало. Больше всего хотелось остаться с женой наедине, обнять её, ласкать, целовать, быть с ней во всех смыслах, не думая о том, что кто-то увидит или войдёт в самый неподходящий момент. Нет, отец с Дашей себе ничего такого не позволяли, но дети есть дети. Насте с Петей разъяснить, что входить в зал — в комнату, в которой они играли, — можно только постучав, практически не удалось, в лучшем случае они стукали в дверь один раз и пинком распахивали её настежь.

А Андрейка, как любой маленький ребёнок, плакал по ночам. Он очень быстро усвоил, что к нему всегда встанут, заберут к себе, что под боком у мамы с папой спится гораздо лучше, чем одному. Даша уделяла сыну много внимания и шла у него на поводу, считая, что он и так настрадался — столько времени был без родителей. Андрей Петрович полностью разделял убеждения жены.

Ярослав немного завидовал братьям и сестре. Нет, не немного, сильно завидовал. Не было у него такого детства. Не читал ему отец на ночь сказки, не рассказывал истории и не пел колыбельные. Он удивлялся тому, как отец, становясь старше, всё больше занимался детьми.

А ещё Надя практически через день уезжала в Солнечногорск к бабушке, потому что Владимир Арсеньевич метался, решая, что ему выбрать: вернуться в Чехию, к себе домой, или остаться в Солнечногорске. Или находил очередной вариант подходящего по всем параметрам, кроме цены, дома, но денег на покупку не хватало, он звонил Ярославу и просил поговорить с отцом, чтобы занять, пусть даже под проценты, недостающую сумму. Потому что кредит ни ему, ни его матери-пенсионерке никто давать не желал. Он даже дочь принудил обратиться в банк за кредитом, но тоже безуспешно.

Яр категорически отказался разговаривать с отцом о финансовых трудностях вновь приобретённых родственников. Он вообще старался не попадаться Андрею Петровичу на глаза. Отделывался дежурными фразами, говорил ни о чём. Единственное, что делал с усердием, это тренировал своё тело, которое за время вынужденного лежания потеряло форму, несмотря на регулярный массаж. А пока никого не было дома, читал — в основном специальную литературу — мечтая поскорее вернуться к работе.

Утро субботы было тоскливым. Надя уехала к бабушке и осталась ночевать в Солнечногорске. Яр проснулся рано, потому что в ногах закопошился Людовик. В доме стояла тишина, и он решил, что отец с Дашей ещё не вставали. Спал ночью крепко, даже Андрейку не слышал. Хотел ещё поваляться, но в открытую дверь заглянул отец.

— Проснулся? — спросил он.

— Ага, валяюсь пока, рано же.

— Предлагаю прогулку на весь день. — Он сел на диван рядом с сыном. — Ну что, едем?

— Куда, папа?

— К тебе в Солнечногорск, посмотрим, что там и как, и решим, где ставить дом будем, да и проект обсудить надо. Время идёт, я планирую к августу жильё ваше обставить, чтобы твой ребёнок сразу попал в нормальные условия. Остаётся всего месяца четыре — пять.

— Пап, я туда совсем хочу, не на экскурсию.

— Рано! И потом, ты там тоже свободен не будешь, там бабушка Надина, да и Владимир этот.

— Смотрю, ты его любишь прям как я.

— А за что нам с тобой его любить? Он чужой всем, даже дочери своей и то чужой. Жить с вами я ему не позволю. Пусть покупает что-то или возвращается туда, откуда прибыл. И денег я ему не дам. Был бы он Наде отец как отец — так и разговоров бы не было. Ему в голову не приходит узнать, есть ли у его дочери одежда на весну — живот-то растёт, то, что было, стало мало, оно простым глазом видно, а он и в ус не дует. Ты не работаешь, купить ей одежду не можешь. На кого он надеется? Я не упрекаю тебя, ты не думай, Даша пойдёт с Надей, и всё будет нормально, я про отцовскую заботу говорю. Он потребитель. Выяснил, что ты не самый бедный жених, и решил пригреться у чужих денег. Надежде Владимировне вы обязаны, а ему — нисколько. Ты проекты домов смотрел, что я тебе скидывал?

— Смотрел. Папа, тебе нравится наш участок в Солнечногорске?

— Да, я даже Дашке предлагал купить там что-то. Ну, чтоб дача была.

— Ага, свежий воздух, лес, озеро, дети на природе, а не в каменном мешке…

— Ну да, как-то так. — Андрей Петрович с улыбкой смотрел на сына. — А ещё ты рядом, внучка родится, хоть понянчиться можно будет. Старый становлюсь, сентиментальный.

— Так ты не понял, куда я клоню, папа?

— Видеть меня хочешь почаще, так?

— Так. Я всех видеть хочу.

— Мы же