— Как договорились. Сначала тебя представят ко двору. В подходящий момент ты сунешь ему письма Яннула. Он их прочтет.

— Если верить тому, что я слышал о нем — может и не прочесть.

Рэм кивнул — он и сам собирал сведения о Повелителе Гроз, где только мог.

— Тогда вежливо, но настойчиво ткни его носом в печать Корамвиса.

— Но разве вы сами не будете рядом со мной в зале для приемов?

— Если удастся.

— А где вы будете во время торжественного въезда?

— Где-нибудь позади колесниц. Не на виду.

Лар-Ральднор внимательно посмотрел на Рэма.

— Вы сами знаете, что ваше безразличие происходит не от скромности, — наконец произнес он. — Это гордость. Вы словно говорите: мне известно, кто я такой, а он пусть выясняет это сам. Не так ли?

Этот разговор происходил близ старой белой дороги, пересекающей равнину под Корамвисом. Стояли сумерки, шатры уже были разбиты — в последний раз. Завтра им предстояло войти в новую столицу. Внизу, в долине, над древними сторожевыми башнями повисло легкое перышко дыма, чуть темнее вечернего неба.

— Даже выяснив все, что должно, он может оттолкнуть это знание, — сказал Рэм. — Это вполне вероятно.

— Если я хоть сколько-то разобрался в нем, он не захочет так рисковать. Вы нужны ему как друг, а не как враг. Подумайте, сколько неприятностей вы сможете доставить ему, будучи отвергнутым.

— Я-то подумал. Но Ральданаш тоже способен подумать. Боюсь, он сочтет меня достойным аккуратного убийства.

— Здесь вам не Кармисс, — усмехнулся Лар-Ральднор.

Рэм почувствовал, что захвачен врасплох. Неужели юноша настолько хорошо осведомлен о его службе у Кесара?

На склоне над равниной, где землетрясение взметнуло землю холмами причудливой формы, замерцали ночные огни нового города. Когда Лар-Ральднор удалился, призванный в шатер принцессы, Рэм остановился и долго смотрел на город.

Раньше здесь были фруктовые сады и циббовые рощи, но потом их сожгли или вырубили. Именно на этой земле случилась последняя битва той войны. Весь день Рэм обращал внимание, что чем ближе к городу, тем чаще люди суеверно перешептываются.

Он вдруг подумал: тем, кто в одиночестве ночует на этих холмах, должно казаться, что они слышат звуки войны и стоны боли, и чувствуют, как начинает содрогаться земля. Он был почти готов к приходу нового видения. Но ничего не появилось. Лишь сверкание далеких огней Анкиры — и никаких следов призраков.

Принцесса Улис-Анет была одета во все белое. Когда прошло первое ошеломление, Рэм отметил, что кожа у нее все же темнее, чем была у Вал-Нардии. Белизна одеяния символизировала ее пригодность для Верховного короля светлой расы. Для этого она была немного смуглее, чем надо, но это лишь добавляло ей притягательности — она казалась статуей из светлого золота. Ажурная сетка с вплетенными рубинами прикрывала ее рубиновые волосы.

Перед ее колесницей и следом за ней скакали люди Айроса, слепя глаза полированным металлом оружия и доспехов. На их копьях трепетали знамена Зарависса и сверкали гербы Тханна За’ата.

Караван принцессы стал всего лишь еще одним обязательным элементом действа.

Танцовщицы, весь наряд которых состоял из сверкающей росписи по телу и ошеломляющих крохотных зеркал в паху, акробаты, чародеи, достающие из воздуха светящиеся шары. Двенадцать молочно-белых калинксов — трудно представить, где их нашли, скорее, просто выкрасили — тащили три золоченых повозки, с которых девушки в алых одеяниях Ясмис, заравийской богини любви, бросали в толпу цветы, сладости и мелкие монетки. До принятия закона Анакир во время обручальных и свадебных шествий полагалось провозить статую самой Ясмис. Теперь этого не было.

Колесницы катились. Музыканты играли.

Там, где новая дорога шла среди полей и садов, ее обступали крестьяне. Они поднимали детей, чтобы те могли рассмотреть процессию. Девочки-подростки осыпали проезжающих цветочными лепестками и во все глаза любовались на солдат.

Примерно в четверти мили от ворот процессию встретил почетный эскорт во главе с посланником Ральданаша.

Рэм впервые увидел белые знамена Анкиры, и среди них — эмблему своего сводного брата, законного сына героя Ральднора. Личным символом Ральданаша была бронзовая змея, свернувшаяся кольцами вокруг черной грозовой тучи. Обуздание мощи — такова была идея этого герба, доступная любому, кто его видел.

Корамвис считали чудом Севера. Анкире, выросшей на его руинах, было на что опереться.

Яннул покинул город прежде, чем тот был достроен. Послевоенный Совет, состоящий вперемешку из Висов, степняков и выходцев с Континента-Побратима, вполне сохранял единство под началом своего прежнего главы, Матона. Старик, чудом уцелевший во время землетрясения, получил эту должность именно из-за своей старости, делавшей его безопасным. Под его началом возрождался город над долиной и насаждались леса на западных склонах. Он пережил уход Яннула и смерть еще одного, кто в своем роде тоже был другом Ральднора — Дракон-Лорда Крина. Крин умер как раз в тот год, когда юный король въехал в Анкиру. Матон прожил до ста двенадцати лет — не такой уж запредельный возраст для Висов, но примечательный на фоне потрясений его эпохи. Он застал первые годы правления Ральданаша и успел увидеть Анкиру достроенной. До самого конца Матон сохранял свой ум и, как говорили, свою бесполезность. Теперь главой Совета Анкиры стал ваткрианец, троюродный брат короля.

Высокие и толстые стены — в этом крылся некий смысл. До недавнего времени вокруг королевского дворца вообще не было никакой ограды.

Белый камень, украшенный светлым золотом и хрусталем — символ Белого Огня. Столица была молода — моложе Рэма — и, конечно же, прекрасна. В нее вложили всю славу и величие послевоенного времени. Десять храмов богини сверкали под солнцем на ее террасах.

Однако Анкира не оставляла ощущения молодости, или красоты, или даже старости, скрытой под молодостью и красотой, как под вуалью — древний Вис гневно кричал в ее оковах. Она вообще не имела вкуса, как пресная лепешка.

Хотя, пожалуй, что-то все же ощущалось.

Непривычно ранняя жара, и еще — какой-то терпкий привкус в воздухе. Рэм похлопал по шее своего зееба, желая унять его дрожь. Вероятно, животному передалось его собственное напряжение.

Однако вокруг воцарился совершенно невозможный покой — с тех пор, как они въехали в ворота, вокруг них, на обочине дороги, на крышах и балконах домов, толпились люди. Их крики, лязг доспехов, музыка — все вместе прямо-таки оглушало. Но сейчас этот шум, который поначалу казался невыносимым, словно засосало в какую-то воронку или огромную вязкую пещеру без эха.

В Анкире, как и в Корамвисе, имелась аллея Рарнаммона, но здесь она была гораздо длиннее, а ширина ее позволяла проехать в ряд десяти колесницам. Вдоль всей аллеи высились огромные статуи: драконы, змеи, реже — человекоподобные исполины. Там, где она вливалась в дворцовую площадь, на тяжелом постаменте, возвышаясь над прочими изваяниями, стояла гигантская статуя самого Рарнаммона на колеснице, сделанная из золота и позолоченной бронзы. В глазницах, затянутых стеклом цвета шафрана, пылали светильники, что создавало потрясающий эффект. И в тени этого изваяния стоял Повелитель Гроз, публично встречая свою заравийскую невесту.