прочь. Май побежала по лестнице с Нинни на руках, Штеффи за ней.

– Мы должны вскипятить воду, – сказала Штеффи.

– Возьми эмалированный бак в кладовой.

Штеффи зажгла газовую плиту и налила воду в бак. Нинни натужно кашляла. Звук был отвратительный, словно у нее внутри что-то вот-вот разорвется.

– Есть какая-нибудь старая простыня, которую можно намочить и повесить?

– Возьми простыню близнецов в ящике под кухонным диваном.

Штеффи выхватила две простыни из диванного ящика и сунула их под кран с водой. Когда они намокли, Штеффи развесила их на бельевой веревке, натянутой поперек кухни. Вода капала на пол, и образовалась лужица.

Нинни, дугой выгнув спину, задыхалась. Ее круглое личико побледнело до синевы.

– У вас есть зонтик?

– Зонтик? – озадаченно спросила Май.

– Она должна вдыхать пар, – сказала Штеффи. – Нам нужен зонтик, чтобы удержать вокруг нее влажный воздух.

– У нас нет зонта, – ответила Май и услышала свой голос словно со стороны. – Она умирает, ты разве не видишь, она умирает!

– Тогда вместо зонта мы возьмем одеяло, – сказала Штеффи.

Она вытащила из ящика кухонного дивана одеяло. Май сидела на стуле и качала на руках Нинни. Она плакала.

Наконец вода вскипела.

– Пойдем, – сказала Штеффи. – Держи Нинни поближе к баку, но так, чтобы она не обожглась.

Май держала голову Нинни над баком, из которого валил пар. Штеффи взяла одеяло и накрыла им, словно пологом, Май, Нинни и бак.

Через несколько минут кашель Нинни ослабел и дыхание стало спокойнее. Сначала она барахталась, пытаясь высвободиться из объятий Май, но через некоторое время успокоилась и обмякла.

– Я задыхаюсь, – послышался из-под одеяла голос Май. Ее лицо покраснело, очки запотели.

– Давай я немного подержу Нинни.

Они поменялись местами.

Под одеялом было нестерпимо жарко. Вспотевшее тельце Нинни скользило в руках. На счастье Штеффи, прибежала мама Май, а за ней и Бриттен.

– На улице ждет такси. Дай ее мне, мы поедем в больницу.

Они отнесли Нинни в такси и соорудили маленький шатер из мокрой простыни на заднем сиденье. Мама Май захлопнула дверь, и такси уехало.

– Откуда ты все это знаешь? – спросила Май.

– Мой папа врач, – сказала Штеффи. – Он делал так моей младшей сестре, когда у той был круп.

Через два часа вернулась мама Май. Нинни пришлось остаться в больнице до завтра.

– С ней ничего опасного, – сказала мама Май. – Приступ прошел, и она спала, когда я приехала. Доктор сказал, малышке повезло, что она сразу стала вдыхать пар, иначе все могло быть гораздо хуже.

– Я так испугалась, – сказала Май. – Думала, что она умрет.

– Вы все сделали правильно, – сказала мама Май. – Стефания, ты ведь понимаешь, как я тебе благодарна.

Благодарна. За последние полтора года Штеффи только и слышала, что должна быть благодарной всем, кто ей помогал. И теперь она испытывала непривычное, но приятное чувство.

Мама Май не вернулась на работу. Она долго сидела в кухне и пила кофе.

– После такого тяжелого испытания нужно подкрепиться, – сказала она и послала Бриттен купить две венские булки. Штеффи с Май съели одну, а Бриттен с мамой – вторую.

В этот день уроков они так и не сделали. Соседки, услышав переполох и увидев у ворот такси, приходили одна за другой и спрашивали, что случилось. Мама Май угощала их кофе и рассказывала. Соседки охали и хвалили Штеффи и Май.

Штеффи немного смущало внимание к ней, но в то же время она чувствовала гордость. Когда она шла к трамвайной остановке, ее так переполняли впечатления, что она даже не подумала выяснить, был ли в пивной Свен.

Глава 18

Штеффи вернулась домой и увидела на столике в прихожей письмо.

«Любимая Штеффи!

Спасибо за письмо, оно нас очень обрадовало, и прости, что задержались с ответом! Мы так много и тяжело работаем, что трудно найти время для самого важного: написать вам с Нелли.

Мама больше не работает у той пожилой дамы, она устроилась на фабрику. Это значит, что ее путь на работу стал еще дольше, чем прежде. После обеда она часами стоит в очереди в магазине, где евреям разрешено делать покупки и где продают полусгнившие овощи и испорченное мясо, которое не берут в обычных магазинах. Теперь мне тоже приходится ходить на работу пешком, туда и обратно, потому что евреям запретили ездить на сороковом маршруте трамвая до Еврейского госпиталя!

Жизнь здесь становится все более и более невыносимой, и все, кто могут, стараются покинуть страну. Твоя подружка Эви уехала вместе с родителями на прошлой неделе. Они верили до последнего, что их не тронут, потому что мама Эви – католичка, но теперь гонения такие, что никто не чувствует себя в безопасности. Они уехали к родственникам в Бразилию через Португалию.

Мы сами вместе с тетей Эмилией и ее мужем подали новое заявление в консульство США. Тете Эмилии посчастливилось связаться с дальним родственником из Нью-Джерси, он обещал попытаться нам помочь. Может, на этот раз повезет больше. В любом случае мы не теряем надежды, пока знаем, что вы, девочки, ждете нас. Но если не повезет и если письма станут доходить до вас редко, ты должна помнить: мы думаем о вас с Нелли каждый день, да что там, каждый час.

С любовью, твой папа».

Радость, которую Штеффи только что чувствовала, мгновенно исчезла.

Вот бы приехать домой и рассказать родителям, что она сегодня сделала. Они бы, конечно, гордились своей дочерью.

Почему же над ней словно нависла мрачная тень? Почему она не может, как другие девочки, огорчаться только из-за неважных отметок или что нос недостаточно прямой?

Почему родители отправили ее в Швецию?

Для ее же блага, конечно, но все же…

Штеффи чувствовала себя совершенно одинокой и покинутой.

За стеной в комнате Свена послышалась музыка.

Она осторожно постучалась к нему.

– Входи.

Штеффи открыла дверь.

– Это ты? Заходи и садись.

Свен убрал со стула несколько книг и стопку бумаги, а сам сел на кровать. Штеффи осталась стоять посреди комнаты.

– Что такое? – спросил Свен. – Что-нибудь случилось?

Штеффи заплакала. Тихо, только слезы бежали по щекам.

– Стефания, – сказал Свен, – милый мой друг. Иди сюда и садись.

Штеффи не двинулась с места. Тогда Свен поднялся, взял ее за руку и подвел к кровати. Они сели рядом, и Свен обнял ее за плечи. Штеффи положила голову ему на грудь, чувствуя тепло его тела. От Свена едва уловимо пахло лосьоном для бритья. Никогда еще она не была так близко к