отсутствует полностью. И она не притворяется, она и в самом деле сошла от всех этих убийств с ума. Но печальней всего то, что она не называет своего сообщника. Того кто и убил всех этих людей. Она даже Дом Медведей не назвала. Льёт пишет, что они снова в тупике.

Я была уверена, что на безумие девушки повлияли сразу несколько факторов, а не только убийства. Прочитав и переведя половину полученного дневника, я поняла, что дело ещё и в ритуале и в том трансе, в который она впадала. Но говорить этого я не собиралась.

— Да, а газеты пишут что под подозрением все восемь домов, и, к сожалению ни Дом Белых медведей, ни Дом Гризли списать со счетов нельзя. Не смотря на все заслуги в этом деле — сказала я то, что писали в газетах.

Никаких новых сведений я не сказала. Только то, что и так известно всем.

— Да. В наш дом входит много медведей и поручиться за всех Льёт не может — кивнула гуна Баребра.

— Да, Бьорн такого же мнения. Он теперь сомневается в каждом.

— Это просто ужасно. Все под подозрением. Скорей бы уже нашли эту старую палку!

— Рог медведя? Бьор против его нахождения. Он считает, что канцлер отодвинет нашу законодательную и правовую систему назад. И что выборы в парламент самое прогрессивное на сегодняшний день.

— Да? Я не вникала. Это скучное занятие все эти выборы, голоса и законы. Я не слушаю Льёта, когда он начинает рассуждать об этом. Правда, вот на днях он меня рассмешил. Заикнулся о праве женщин на голосование. Представляете? Женщинам дать право участвовать в выборах. Я так долго смеялась — и она улыбнулась.

— А что в этом плохого?

— Да, что вы? Все представители женского пола будут голосовать за молодого и холостого кандидата. Все остальные достижения рассматриваться не будут — и она расхохоталась.

— Ну не все же женщины…

— Ой, да ладно вам — и она махнула унизанной кольцами рукой, на которой особенно выделялся перстень с печатью Дома Гризли.

Я промолчала. Возможно, она и права. Нужно вначале подтянуть образование, а то вон в Университет до сих пор женщины допускаются только вольными слушательницами. Нам можно только присутствовать на лекциях, а вот ни сдать экзамен, ни получить диплом до сих пор практически невозможно. Есть несколько исключений, но, как известно исключения только подтверждают общее правило.

— У меня к вам просьба, гуна Астрид.

— Да? Я слушаю.

— Мои мальчики не самые популярные дети в школе, не смотря на всю власть и влияние их отца. Они почти точная копия папочки. Такие же импульсивные, агрессивные и вспыльчивые. И это не добавляет им популярности. Они у меня погодки, а старший остался на второй год, потому как учителя отказались его переводить в следующий класс. Младший чуть умнее и как итог они в одном классе с вашими дочками. Один старше ваших дочерей на полгода, а другой младше настолько же.

— К чему вы ведете, гуна Баребра?

— Вчера мой старший сын впервые сделал домашнюю работу только потому, что ваша дочь Анника сказала, что «умная голова важнее крепких кулаков». Вы не могли бы поговорить с дочерями и попросить их быть, … как бы это сказать…. Одним словом, что с моими мальчиками вполне можно подружиться?

Она что хотела сказать быть «помягче» быть «нежнее»? За кого она принимает моих дочерей? Я выдохнула. Это что я должна теперь говорить дочкам, с кем дружить, а с кем нет? Так что ли? Ну, уж дудки и я, было, собиралась резко возразить, но вспомнила маму Талека. Тетя Адела настойчиво давала мне советы, как общаться с медведицами нашего круга. Я не всем собиралась следовать, но вот один запомнился мне намертво. Не торопиться. Ни в коем случае не давать ни отрицательных, ни положительных ответов сразу. Необходимо выждать время. У медведей так принято. «Тугодумы» — тогда подумалось мне. Но вот сейчас совет к месту. Я молчала и продолжала смотреть на гуну Баребру.

Та поняв что отвечать я не собираюсь поспешно продолжила:

— В конце концов, наши дома так плотно и хорошо сотрудничали последнее время? Почему бы не продолжить эту славную дружбу и нашим детям? Я мать, и должна заботиться о сыновьях. Да и потом. Гуна Астрид, вам будет очень нелегко снова начать выходить в свет после череды всех этих скандалов. И вам нужна моя помощь. Так почему бы нам не начать с выгодного нам обеим сотрудничества? Я предлагаю вам помощь в признании восьми Домов Медведей, вы же помогаете мне наладить общение и обучение моих сыновей. Это выгодно и вам и мне.

Я ничего не ответила. Так и знала, что будут проблемы. Я не могу ей отказать. Но ведь никто и не говорит, что я должна безоговорочно соглашаться? Поговорить то с девочками я могу? А уж решать они будут сами. Может и в самом деле подружатся? Поэтому не соглашаемся, но и не отказываем.

— Я поговорю с дочками, но ничего обещать не могу — сказала я, наконец.

Но, по всей видимости, даже такой ответ ее более чем устроил, потому что она расплылась в довольной улыбке. Мы еще посидели на меня вывалили новый поток сплетен, и мы договорились вместе сходить на чай к одной из её многочисленных подруг. Мне нужно начинать вникать и вливаться в свет, поэтому я охотно согласилась.

Я села в машину и поехала домой в целом очень довольная утренними событиями. Всё прошло гораздо лучше, чем я думала. Да и знакомство с гуной Бареброй в целом можно назвать успешным.

Мы остановились перед воротами особняка, и я с удивлением увидела, что они не открыты для проезда, как это бывало всегда при приближении машины Бьорна к особняку. Ворота оставались закрытыми даже после того как Хельми несколько раз издал противный режущий слух звук нажав на руль.

— Гуна Астрид, не выходите из машины! — сказал один из моих телохранителей, и собирался уже открыть дверцу, как я с испугом показала ему вперед.

На капот машины опустил огромные когтистые лапы большой черный медведь. Он вонзил когти в капот машины. А потом с громким, противным скрежетом прочертил когтями, погожими на кинжалы полосы на гладком капоте черной машины.

Я громко закричала.

Глава 17. Первый день без алкоголя: нормализовалась ненависть к людям, стабилизировался цинизм, вернулось желание ни с кем не разговаривать

— Давай так: ты тащишь, а я толкаю.

— Почему мы