– Так зайди, посмотри.

– Ой, нет! Не буду её будить, да и ребятам сейчас не до меня. Паша после операций сам на себя не похож, а тут своё, почти родное.

Костя обнял её и тихо прошептал:

– Всё будет хорошо, вот увидишь. А где Любочка?

– С ней мама Наташа осталась, они с Николаем Васильевичем сегодня дома, отпустили меня на несколько часов вас всех повидать.

Казанцев прижал Татку к себе и серьёзно спросил:

– Не устала? Может, Верочка была права – тебе стоит подумать о няне? Сколько ты будешь дома сидеть, Тат? Уже почти четыре месяца. Девочка здорова, а тебе надо подумать о работе.

Таня посмотрела на Костю и тут же опустила глаза. Она понимала, что ей надо решиться на это, чтобы работать, учиться, оперировать, лечить, но никак не могла принять эту мысль, не представляя своей жизни без маленькой шкодливой девочки, которая перевернула их жизнь с ног на голову в самом хорошем смысле этого слова.

– Пошли, – понял её Костя, – там Бережная опять пирожков с «робингудом» наделала на взвод солдат, чаю выпьем, и я немного приду в себя. Потому что, если честно, Тат, я не могу поверить, что эта кроха моя дочь. Надо ещё родителям позвонить, а то Димка им покажет сегодня почём фунт лиха.

Они зашли в ординаторскую, перекидываясь редкими фразами, Костя включил чайник, сел в кресло, откинулся на спинку и завёл руки за голову, растягивая затёкшие мышцы. Татка сидела напротив на диване и с улыбкой смотрела на мужчину, который стал ей братом.

– Тащи чашки, сейчас отметим. Ты ешь давай, а то скоро ветром сдувать будет.

Таня взяла румяный пирожок, поднесла его к лицу, понюхала и аккуратно положила на блюдо. Затем сделал глоток ароматного чая и улыбнулась:

– Ты такой смешной сейчас, будто вовсе и грозный Казанцев.

«Грозный» Казанцев усмехнулся и тихо ответил:

– Если честно, Тат, я ведь не думал после травмы, что у меня когда-нибудь дети будут. Господи, каким кретином я был, сколько лет носил в себе какую-то обиду, как дурак, ей-богу! И операцию откладывал, хотя мозгами своими понимал, что нужно что-то делать, что-то предпринимать, идиота кусок! А ведь надо было послать всё по известному адресу и жить. Просто жить! А ты чего не ешь?

– Не хочется что-то. У меня в последнее время вообще с аппетитом не клеится никак.

– Если в твоей жизни что-то не клеится, брось клей и переходи на гвозди! Забей на всё и живи счастливо! Поняла? А кушать тебе надо, силы же надо откуда-то брать, ты же хирург, Римская, а хирургам не только крепкие нервы нужны, но и физическая сила тоже. Ой, Тат, а у меня девочка, представляешь?

В этот момент завибрировал телефон на столе, Казанцев резко наклонился вперёд и удивлённо уставился на светящийся монитор. Он как-то судорожно глотнул, поднял трубку и неуверенно проговорил:

– Да, я слушаю. – Потом прикрыл ладонью лицо и рявкнул: – Твою же мать, Кайтуков! Тебя где черти носили полтора года?

Татка тихо встала и быстро вышла из ординаторской, пока Костя костерил на все лады невидимого Кайтукова. Она как-то слышала их разговор с Павлом, что один из друзей Кости пропал без вести во время боя где-то далеко на Юге, что его братья и сестра скрывали этот факт от родителей, списывая молчание брата на ранение, и вот сегодня, в такой яркий весенний день, когда родилась принцесса по имени Леночка, Костя дождался звонка от пропавшего друга. Таня стремительно пересекла отделение, стараясь не вдыхать, казалось бы, родные медицинские запахи, от которых ей вдруг стало не по себе, выскочила на улицу, на ходу надевая пальто, и глубоко вдохнула свежий весенний воздух, напоенный ароматом мокрой земли. Она посмотрела в небо и вздохнула. Костя, конечно, был прав – просто необходимо возвращаться на работу. Ведь недаром она столько училась! Да, надо переговорить с Пашей о няне и возвращаться в этот дурдом, как однажды назвала их отделение мама Вера. Таня застегнула пальто и уверенно двинулась в сторону бульваров, пройтись по залитому солнцем городу не помешает, когда ещё выдастся свободный и радостный денёк.

А Казанцев бежал по двору клиники к распахнутым воротам, лихорадочно вычисляя, в каком автомобиле сейчас находится его друг. Неожиданно в одной из машин открылась дверь и из салона медленно выбрался высокий худой Рашид Кайтуков. Костя остановился, оценивая состояние мужчины, а затем широко шагнул и крепко обнял воскресшего товарища.

– Как я рад тебя видеть, Рашид! Как я рад, – прошептал Константин и похлопал друга по спине.

– Константин Фёдорович, вы бы этого доходягу так не хлопали, а то сломаете, – раздался звонкий женский голосок из машины, и вслед за ним глазам Казанцева предстала улыбающаяся красивая темноволосая женщина. – Это он только с виду ничего так, а на самом деле – плюнешь и развалится!

– Маринка, я тебя когда-нибудь выпорю, – беззлобно ответил на женскую тираду Рашид и с улыбкой добавил: – Это моя Марина, жена.

– Ай, молодец! – Казанцев склонил голову и широко улыбнулся, потому что просто так смотреть на искреннюю улыбку красавицы нельзя было. – Я очень рад, что ты вернулся не один, Рашид.

– Ф-р-р, – тихо фыркнула Марина и пожала плечами. – Это он вернулся, а я тут с самого своего рождения. Одна беда – зонты не люблю.

Костя вопросительно поднял брови, Рашид шагнул к жене, обнял её и поцеловал в макушку:

– Маринка осенью вымокла до нитки, я ей свой зонт отдал – как раз в госпиталь возвращался из родительского дома. Потом всю ночь не спал, ведь даже имени не спросил.

– Точно, но я его нашла! – выдохнула Марина. – Несколько дней караулила у станции метро, но нашла. Чтобы зонт отдать, – подняв брови, уточнила она. – А потом вот!

Казанцев вопросительно кивнул, но тут ветерок распахнул женское пальто, и всё стало на свои места – Марина была беременна.

– Мне Наташа рассказала о вас, Константин Фёдорович, я наблюдаюсь у хорошего врача, но вот рожать хотела бы у вас. Можно?

Костя мотнул головой и победно посмотрел на молчащего Рашида:

– А я говорил! Говорил же? Я ещё у всей вашей семьи роды принимать буду! Ой, а у меня сегодня дочь родилась!

Марина распахнула глаза и вдруг захлопала в ладоши. Рашид