— Д-да.

— А я — нет.

Вспомнились недели и месяцы одиночного заключения в тесной — четыре на пять шагов — темной и сырой камере. Позади было восстание, бои на Дворцовой площади, куда ринулся восставший полк, разгром и аресты. Впереди — заседание Особой комиссии, ожидание приговора, а пока — пустота. Было холодно. Сыро. С потолка капало. На стенах цвела плесень, отовсюду выползали мокрицы и тараканы. Постель кишела блохами. Скверная пища, одиночество, холод, спертый воздух, в котором не столько тлела, сколько коптила и дымила свеча. То бесконечные допросы, выматывающие однообразием каверзных вопросов, то бесконечные недели, когда узника не навещал никто. Лишь раз в день у пола отворялось окошечко и ставилась миска похлебки. Многие его товарищи не выдерживали. Кто-то сошел с ума! Кто-то покончил с собой. Повесился Юро Крутицкий. Именно там Лясота перестал бояться смерти. И, наверное, это помогло ему выжить на этапе и в рудниках.

И сейчас, если бы речь шла только о нем одном, он бы поступил просто — поджег дом, предварительно впустив в него упырей. Пришлось бы сгореть с ними самому, но…

Но как же княжна Владислава? Она не может погибнуть вот так, хотя быстрая смерть от его руки наверняка будет лучше, чем, в зубах упырей.

Впрочем, пока те только ходили вокруг дома, шумели, выли, бормотали на разные голоса, стучали в двери и скреблись в окна. Стараясь не думать о том, что будет, если кто-то попытается залезть на крышу и проникнуть в дом через чердак, Лясота растопил печь и принялся шарить по сундукам. Нашел кое-какую одежду.

— Барышня, вы бы переоделись! Платье на вас… того…

— Вы можете об этом думать? — Владислава сидела на лавке, обхватив колени руками и прислушиваясь к шуму снаружи. — В такое время?

— А в какое еще? Жизнь не отложишь на потом. Одевайтесь и думайте о том, что все будет хорошо.

Зажег свечку, при ее неверном свете высыпал на стол содержимое мошны, отобранной у Тимофея Хочухи. Среди серебра и всякой мелочи нашел небольшой мешочек, осторожно развязал… Табак с солью? Надо же! Видно, атаман был готов ко всему. Осторожно, по крупинкам, насыпал смесь на порог и подоконники. Средство оказалось действенным — упыри тут же отпрянули от окон. Кроме табака нашлись курячий бог,[12]кремень с огнивом, несколько колечек, громовая стрелка,[13]уголек, свернутая в трубочку сухая береста, пара ключей разной формы, несколько старинных монет, огарок свечи, какая-то насквозь ржавая железка. Жаль, все это сейчас почти непригодно. Пошел в дело только уголек — им Лясота начертил на двери и окнах обереги. Подумал и, встав на стол, нарисовал еще один на потолке, а самый последний — на полу. Вдруг упыри решатся на подкоп?

Эти приготовления отняли все силы. Не чуя ног, Лясота забрался на печь вместе с Владиславой, высыпал на лавку остатки табачно-соляной смеси. Девушка уснула почти сразу, а он до рассвета не сомкнул глаз, одной рукой обнимая прильнувшую к нему княжну, а в другой сжимая саблю. И лишь под утро позволил себе смежить веки, погружаясь в дремоту.

Рабочий день в Третьем отделении начался как обычно. Явившись вовремя, по звонку, Юлиан Дич выслушал отчеты трех агентов, отдал секретарю распоряжения относительно тех, кто пока не явился к нему с докладами, наскоро подмахнул несколько прошений, составил донос в инквизиторский совет… И только устроился в своем кабинете, чтобы заняться архивными делами, как секретарь доложил, что его срочно желает видеть князь Михаил Чарович.

Род Чаровичей какое-то время состоял под особым надзором именно его отдела, как когда-то род князей Дебричей, к которым принадлежал по боковой линии сам Юлиан Дич. Примерно полвека назад наблюдение было снято, но Юлиан лучше многих знал, что в таких вещах не может быть срока давности. И когда посетитель переступил порог, он прищурился, окидывая статную фигуру князя, затянутую в полувоенный мундир, долгим пристальным взглядом. Юлиан Дич славился тем, что умел видеть невидимое. Ему достаточно было беглого взгляда, чтобы определить, является ли ведьмой та или иная обвиненная в колдовстве женщина. И сейчас он вмиг понял, что решение о снятии инквизиторского надзора с членов семейства Чаровичей было, мягко говоря, преждевременным.

Тем не менее он повел себя так, как и должен вести чиновник при встрече с князем, — привстал, кивнул, изображая поклон.

— Чем могу служить?

— Мне рекомендовали обратиться именно к вам, как одному из наилучших дознавателей, — ответил Чарович.

— Вас, надеюсь, предупредили, что дознания, которые ведутся здесь, касаются отнюдь не рядовых преступлений?

— Да.

— В таком случае присаживайтесь и изложите ваше дело. — Юлиан Дич позвонил в колокольчик и приказал заглянувшему секретарю: — Кофе, любезный… Предпочитаете с коньяком или без?

— С коньяком и сахарином, — ответил князь Михаил.

Получив чашечку, попробовал напиток и вежливо отставил в сторонку.

— Дело, — промолвил он, — касается исчезновения моей падчерицы, княжны Владиславы Загорской-Чарович. Девушка пропала без вести, таинственным образом исчезнув с парохода «Царица Елизавета» примерно полторы недели назад. Я предпринимал кое-какие розыски, и мне удалось выяснить, что девушка, по приметам похожая на мою падчерицу, была замечена в Вызимах, городе недалеко от устья реки Змеиной. Она назвалась девицей Еленой Михайликовой, осьмнадцати лет, путешествующей вместе с братом Петром Михайликом…

— Петром Михайликом? — вежливо уточнил Юлиан Дич.

— Да, мне так доложили, Я телеграфировал повсюду, что разыскиваю пропавшую падчерицу, и мне пришел ответ, что похожая девица бесследно исчезла с парохода «Ласточка», перевозившего грузы и пассажиров.

— Но почему вы уверены, что это и есть ваша падчерица? Где, вы говорили, ее видели последний раз?

— Она исчезла с парохода «Царица Елизавета» вскоре после того, как мы отчалили от пристани Дмитрова.

Юлиан обернулся к стене, где висела огромная карта империи, высмотрел крохотный кружок с надписью «Дмитров». Вызимы на карте не были отмечены, но река Змеиная обозначалась извилистой синей ниткой.

— Это довольно далеко, — заметил он. — Вы уверены, что речь идет об одной и той же девушке? И прошло столько дней…

— Уверен. В обоих случаях так или иначе был замешан некий Петр Михайлик.

— Это интересно. — Юлиан Дич и в самом деле так думал. — Так что вы хотите от меня?

— Мне говорили, что вы… э-э… обладаете некими способностями. И надеюсь, что с их помощью вы отыщете и мою падчерицу, и ее похитителя.

«А сам-то что? — мысленно спросил у князя дознаватель. — Силенок не хватило?» Силы у князя Михаила Чаровича были, и немалые. Как же получилось, что его семью сняли с инквизиторского надзора? Непорядок.