Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Спасибо, Лэйн. – Я тихо благодарю его, но, кажется, одних слов здесь действительно недостаточно.
Он выключает свет. Комната заливается темнотой, и только изредка вдалеке мигает высокий уличный фонарь. Лэйн наконец выдыхает, приземляясь рядом со мной. Мне уютно, и я забываю о комплексах и наслаждаюсь яблоком. Знаю, что многие стесняются есть напоказ, злятся на самих себя из-за лишних килограммов и страха показаться перед людьми не в том свете, например, испачкаться и выглядеть потом нелепо. Это глупо, наивно, однако с этим сложно бороться.
– Такое ощущение, будто с меня сняли цепи. Хочется делиться с тобой всем, – полушепотом признается Лэйн.
Я осторожно прожевываю кусочек и мгновенно поправляю комбинезон. Ткань немного задралась на ноге, и меня это напрягло.
Думаю над цитатами, которые перевел Лэйн. Он открыт и разговорчив, что для него нетипично. Он бывает скуп даже на эмоции. А сегодня просто будоражит меня – я отчаянно погружаюсь в море чувств и, будто маленькое судно, покачиваюсь на его волнах.
Может ли Лэйн пустить пыль в глаза, а потом бросить меня, как ненужную вещь? Ответа именно на этот вопрос я боюсь больше всего, ведь исход никому из нас не известен.
– Я мечтаю и затем ставлю цели. Правда, одного пункта мне достичь так и не удалось, и я до сих пор виню себя за это каждый божий день. – Он корчит лицо, и я вижу сожаление в его больших глазах. – Хочешь знать о главной страсти моей жизни?
– Ты так и не прыгнул с парашютом? – Я пробую разрядить обстановку.
Лэйн горько усмехается и отвечает:
– Если бы. Мой отец – тот еще сукин сын. Лишил нас всех любимых занятий. Аннели – мастерской и дизайна, Ванессу – театральной школы, а меня – хоккея. Запретил нам заниматься вообще всем. Ему нужны были от нас идеальные результаты в учебе, черт бы его побрал!
Лэйн снимает толстовку и остается в одной майке. В доме и вправду не так прохладно, как на улице. Реакция Кеннета на собственные слова проходится по мне, как нож. Грудную клетку сковывает, и я крепко сжимаю губы, чтобы не сказать чего-то лишнего.
Ванесса лишилась возможности ходить в театральную школу из-за отца, а ведь она стала бы потрясающей актрисой. В ней столько харизмы, уверенности, самообладания, что она с легкостью прошла бы все кастинги и играла бы если и не главные, то уже точно значимые роли в постановках. Аннели… Ее мне жаль больше всего. Ее просто больше нет в нашем мире. Я не могу сдержать слез, ведь сама совсем недавно потеряла близкого человека. Слезы подступают к глазам слишком быстро, и я не успеваю отвернуться, чтобы Лэйн не заметил нездоровый блеск в моих глазах.
Хоккей. Теперь все встает на места: различные постеры с символами команд, которые он успел повесить на шкаф; отличная атлетичная форма Кеннета, его лидерские качества, умение быстро бегать…
– За что он так с вами, Лэйн? – почти дрожащим голосом шепчу я, боясь нарушить тишину, сложившуюся вокруг нас.
Лэйн, погружаясь в воспоминания, пару секунд не издает ни звука. Я понимаю его состояние по стеклянным глазам, которые неподвижно смотрят в одну точку. За пару минут он ни разу не моргнул. Видимо, прошлое захватило его разум, крепко заключив в свои сети.
– Лэйн. – Я касаюсь его плеча. – Я здесь, все хорошо. Ты не один.
– Наша мама умерла при родах Аннели. – Кеннет громко сглатывает тяжелый ком, а я еще крепче прижимаюсь к его руке. – Отец воспитывал нас в одиночку, периодически меняя женщин. Мы с Ванессой поняли – после смерти матери он будет гулять. Не изменится. Мы терпели. Я не давал ни одной из тех женщин вмешиваться в нашу с Ванессой жизнь. Но однажды отец привел в дом абсолютно невменяемую стерву. Он сам превратился в дикого зверя рядом с ней, не видел никого и ничего вокруг. Отец был одержим ею.
Кеннет делает паузу, прижимая меня к себе. Я кладу голову на его плечо и расслабляюсь. Мне хочется согреть его. Я бы зажгла все огни, если нужно, чтобы Кеннет согрелся. И один фонарик в его сердце тоже.
– Случилось что-то, из-за чего он резко на вас обозлился? – Я задаю вопрос, размышляя над возможным поворотом событий.
– Да. Несс и я испортили ее дизайнерские шмотки. Вылили на них вино, растоптали черную смородину, обваляли в пюре из испортившегося банана. Она билась в истерике, когда нашла это все в своей спальне. В тот день они с отцом очень сильно поссорились, она высказала ему все; сказала, что не намерена больше терпеть подобное. Мы с Ванессой и Аннели ликовали, но только первое время.
Месть. Я вспоминаю себя, когда оставила девочек в мужской раздевалке с «наиприятнейшими» запахами. А мы с Кеннетом, оказывается, похожи больше, чем на первый взгляд думается.
– Он обозлился после ее ухода? – Я бросаю свою догадку.
Кеннет кивает и запускает в мои волосы руки. От нежного прикосновения его ладони по коже пробегают мурашки, а в груди начинает бешено колотиться сердце.
– Тебе кто-нибудь говорил, что у тебя шикарные волосы? Мягче я еще не видел.
Я закусываю губу и улыбаюсь во все тридцать два. Комплимент от Лэйна поражает меня в самое сердце. Это так приятно, что я невольно начинаю дрожать. Такие теплые слова говорил мне только Дарен, и лишь в особенные моменты. Так что теперь слышать их от Кеннета непривычно и неожиданно.
– Спасибо. – Щеки мгновенно наливаются краской. – Так что вы собираетесь делать после лагеря?
– Я здесь не только ради отдыха, но и ради денег. Мне платят за кураторство. Ванесса продвигает блоги в «Инстаграме». Мы копим деньги, чтобы потом снять квартиру и съехать из дома, – объясняет Лэйн.
– А в какой части Лондона вы живете? – Это стоило спросить еще в первую встречу.
– Ноттинг-Хилл.
– Серьезно? – Я отодвигаюсь от Лэйна, чтобы посмотреть прямо ему в глаза. – Я могу дойти до тебя пешком максимум за час!
– Ты из Марилебона? – Он косится на меня в изумлении.
– Так точно, сэр! – подставляя руку к голове, говорю я.
Мы замираем после этого короткого эмоционального разговора. Просто глядим друг на друга, не выпускаем из поля зрения, пытаясь взглядами донести друг до друга разные мысли. Я мысленно шепчу Кеннету о том, как рада, что встретила здесь его. А он… Думаю, благодарит за этот