Но бить не стал, а неожиданно схватил саблю, подаренную Костей Боровым на свадьбу, и что есть силы саданул по полу.

На дивном «версальском» полу образовался ребристый шрам. Пол из моего детства…

Я зарыдала, села на пол и стала гладить изуродованный паркет. Сколько сил я в него вложила! Когда мы с рабочими его создавали, я не сомневалась, что, ступая по такому изысканному полу, любой человек не то что бранные слова произносить, даже тон повысить не может.

Кровь с новой силой потекла из носа прямо на паркет.

Роберт уже начал соображать, что натворил (а может, паркет стало жалко, все-таки потратился), и хмуро проговорил:

– Сейчас менты уедут, я отвезу тебя в Одинцово. Если спросят, скажешь, с лестницы упала…

Ночной травмпункт был полупустой. Пахло нищетой и застарелым недугом.

Возле кабинета травматолога сидели двое: бомжиха с подбитым глазом и алкаш с перевязанной головой.

Я зашла в приемный покой.

Симпатичная медсестра-секретарша взглянула на меня и сразу начала записывать.

– Имя, фамилия, что с вами произошло…

По радио звучала песня «Belle», и следом за ней раздался бой курантов.

За спиной «крепким тылом» возник Роберт.

– Она с лестницы упала, – сообщил Роберт, обдав помещение густопсовым перегаром.

– А потом еще раз и еще… и так восемь раз подряд, – подмигнула я растерявшейся девушке.

– Я серьезно спрашиваю. Мне надо записать, – приподняла она со стола медицинскую карту.

– Я все объясню врачу, – сказала я и, оставив в коридоре Роберта, вошла в кабинет к доктору, плотно прикрыв за собой дверь.

– Ваш имя-фамилия? – спросила пожилая медсестра.

И тут я впервые за весь страшный вечер увидела свое лицо в зеркале.

Это была не я. Какая-то чужая женщина…

Все лицо отекло, переносица расплылась, нос распух, а глаза сузились до японских размеров. Единственным украшением этого безобразия были два симметричных фингала – по одному на каждый глаз.

Поломанная ключица вздыбилась, асимметрично выделяясь по отношению к другой.

Странно, что та бомжиха возле дверей пропустила меня без очереди. Мое лицо не сильно отличалось от ее – просто я была одета поприличнее.

– Так вы назовете ваше имя-фамилию? – настойчиво допытывалась медсестра.

И тогда я заплакала.

…Врач и медсестра сочувственно выслушали мой рассказ и заверили, что завтра утром непременно отправят телефонограмму в местное отделение милиции. Они просто обязаны это сделать.

Пока ожидали результатов рентгена, я позвонила на мобильный няне.

– Как вы? Боже мой! Я так за вас переживаю! – запричитала женщина.

– Лена! Слушайте внимательно. Сейчас уже я не могу вернуться – он понял, что я собираюсь заявить в милицию. Обратно хода нет. Завтра с утра я поеду в местное отделение и после этого позвоню вам на мобильный, вы соберете Ванечку и передадите мне его возле ворот. Вы поняли?

– Да, да, конечно! Но… можно я тоже поеду с вами – я боюсь, что Роберт после этого меня убьет!

– Конечно! Пока поживете у меня, потом я сниму для вас квартиру. Зарплата будет та же. Не волнуйтесь. Главное – ведите себя спокойно. Чтобы Он не догадался. И не забудьте Ванечкины теплые вещи, хотя бы на первое время. Договорились?

– Я сделаю все так, как вы сказали. Жду вашего звонка. Дай вам бог удачи!

Пожилая женщина-рентгенолог внесла на палочке влажные снимки.

– Вот, – доктор показал пальцем только ему понятную точку, – перелом спинки носа, а вот – в двух местах перелом ключицы. Также перечислим все гематомы и ссадины.

В кабинет без стука вошел Роберт. То, что он был пьян, было видно невооруженным глазом. Не только видно, но и слышно.

– Что там у нее? – невежливо процедил он.

Доктор быстро писал в моей карте и ответил сухо, не поднимая головы:

– Все будет написано в заключении.

– Отдайте мне снимки, – вдруг потребовал муж.

Врач удивленно поднял голову:

– Снимки остаются у нас.

– Я их выкуплю.

– Но это невозможно.

– Возможно, – уверенно, с иезуитской улыбочкой, ответил Роберт.

Меня увели накладывать гипс, и, когда я вернулась, из кабинета уже выходил довольный Роберт со снимками в руках.

– Ну, что, тварь, видишь, с кем связалась? Я их всех куплю и продам. А снимков ты больше не увидишь!

Мы вышли на улицу.

Красивый «Лексус» стоял прямо возле затрапезного входа.

Парочка местных подростков поставили на бампер бутылки пива и уже готовились разложить закуску.

– Садись в машину! Сейчас я с ними разберусь! – Роберт двинулся к «обидчикам».

– Роберт, ключи дай, я обогрев включу! Еще простужусь, – сказала я ровным голосом.

Роберт, не думая, сунул мне ключи и погнался за перепуганными пацанами.

Я быстро села за руль, повернула ключ и… рванула с места.

В десять утра я уже была в милиции.

Самое сложное – управлять машиной одной рукой. Из Москвы до местного УВД – сорок километров. До сих пор удивляюсь, как это у меня получалось.

Мент Блохин суетился, выказывал уважение и старался от всей души:

– Напишите в заявлении, что он не только держал в руках ружье, но еще и выстрелил в вас!

Я уточнила:

– И не попал, что ли?

– Ну, типа…

Составленное ментом Блохиным мое заявление приходили читать менты из других кабинетов.

Собственно, сначала они все для меня были просто добрыми милиционерами и только потом стали ментами. Один из них разоткровенничался:

– Вряд ли вы чего-то добьетесь… Семейные дела вообще редко доходят до суда. Обычно супруги мирятся и забирают заявление. Но даже если не заберете… Ваш супруг состоятельный в финансовом отношении?

Я гордо вскинула голову и запальчиво сказала:

– Я и сама небедная… Проживу как-нибудь!

Мент усмехнулся и ничего не ответил.

Выйдя на улицу, я набрала номер няни.

Мобильный был отключен.

Я набирала снова и снова…

Страшная догадка сковала душу… Не может быть! Нет. Не может быть… Только не это!

Я зашла в продуктовый киоск возле отделения.

– Простите, вы не могли бы со своего телефона набрать один номер? Я заплачу, – не узнавая своего голоса, жалобно попросила я.