— И где это у нас сквозняк? — удивленно спросила я в пространство, заметив в коридоре первого этажа приоткрытую дверь. — Ребята, что ли, заглядывали и не закрыли?

Подойдя ближе, я сообразила, что дверь открыта не в библиотеку и не в комнату-склад со всяким барахлом.

— Вась, слушай… — притормозив, обратилась я к кролю. — Похоже, последняя дверь открылась.

Кролик молча обскакал меня и сунул мордочку в щель.

— Что там?

— Коридор, — отозвался ушастик и приналег, пытаясь прощемиться внутрь. — Темный коридор.

Немного помедлив, я осторожно толкнула дверь и вслед за зубастиком вошла внутрь. Лампы, стоило повернуть ручку, тускло вспыхнули, осветив начало длинного и очень пыльного коридора.

— Да, коридор… — шепотом согласилась я. — Еще одно странное помещение на мою голову.

Чуть-чуть помявшись, я сделала несколько шагов вперед, осматриваясь по сторонам. Коридор был довольно узкий, не больше полутора метров шириной, и такой длинный, что его конец терялся где-то очень далеко впереди. Потолок своим кружевом заткали пауки, паутина же клочьями свисала со светильников. Все кругом покрывал толстый слой очень светлой пыли, немного похожей на пепел. Пыль покрывала светильники, стены и даже паутину, толстым ковром лежала на полу. Пылью были покрыты и картины, почему-то не висевшие на стенах, а стоявшие вдоль них через каждые пару метров.

Сквозь слой пыли изображение на полотнах не просматривалось, так что я осторожно подняла одну из картин и встряхнула ее. Воздух тут же заволокло пылью. Мы с Васей в унисон зачихали.

— В других комнатах не было так грязно, — чихая, хлюпая носом и смахивая слезы, пробормотала я себе в рукав, когда осело первое пылевое облако. — Чем это место отличается от других?

— Не знаю, — ответил мне кроль, прыгая вперед и собирая своими лапками и попой столько пыли, что за ним уже тянулась целая пылевая мантия.

— Вась! Васька! — окликнула я кролика. — Подожди. Ты сейчас так извазюкаешься, что тебя потом мыть придется.

Но зеленый меня не услышал, продолжая собирать толстой пятой точкой пыль и оставляя позади себя чистенькую полосу на паркете.

— Как же грязно, — прошипела я и повертела в руках картину.

Та была довольно большая, но легкая, в узкой, очень простой раме. Я глянула на другие картины, убеждаясь, что все они — где чуть больше, где чуть меньше — примерно одного формата.

— Метр на полтора чего-то пыльного, — сказала я, разглядывая едва различимое изображение. — Пейзаж? Или не пейзаж?

Пыль настолько въелась в холст, что стала его частью. Складывалось ощущение, что мир по ту сторону изображения заволокло туманом, и тот отчаянно сопротивляется, не желая уходить.

— Так пейзаж? — снова спросила я, хотя очертания едва угадывались.

Казалось, что я смотрю на какое-то возвышение, сложенное не то из камней, не то из чего-то похуже. Среди едва различимых обломков торчал погнутый рыцарский шлем, на котором с поднятым мечом стоял человек. То ли человек был маленьким, то ли шлем — очень большим, но пропорции наводили на мысль о фэнтезийном сюжете картины. Туман, застилавший всю верхнюю часть холма и небо, в какой-то миг напомнил мне огромного бело-серого волка с оскаленной пастью.

— Причудливо, очень причудливо, — пробормотала я и поставила картину на пол. — Вася, да остановись ты!

Кролик протопал довольно далеко вперед и замер у одной из картин.

— Не все изображения такие пыльные, — сообщил он мне. — Есть и почище. Посмотри.

Я подошла и уставилась на очередной пейзаж, на котором художник изобразил дворик среди красно-коричневых кирпичных домов. Дворик был маленьким, выложенным серыми и бежевыми плитами. Невысокую стенку, отделявшую двор от шумных людских муравейников, оплетали густые ветви плюща. Плющ разросся так густо, что забрался и в неработающий фонтан в центре дворика, упрятав в заросли из темно-зеленых, блестящих на солнце листочков статую поймавшей рыбку кошки. Кошка взирала на зрителя одним глазом и выглядела настолько довольной и хитрой, что мне показалось, будто она в любой миг может моргнуть и вильнуть спрятанным среди листвы хвостом.

— Тут много такого, — прыгая от картины к картине, сказал Вася. — Сплошные пейзажи.

— Угу, но меня больше пылища волнует, — заметила я, приседая перед следующим изображением.

Это снова был пейзаж. С высокого холма открывался вид на широкую долину и текущую по ее дну реку. Вдоль изгибов реки теснились полуразрушенные каменные строения из светло-серого, почти белого камня. Хотя, естественно, я не могла слышать звуки внутри картин, но я кожей ощущала те тишину и запустение, которые запечатлел художник. Был ли это просто удачный день или художнику повезло найти подобное заброшенное местечко, но я почти вживую видела и этот холм, и долину, и медленно текущую в широких берегах сильно обмелевшую реку с искрящейся на солнце водой, и густые заросли кустарника на той стороне. И чувствовала замерший ветер, и полдень, длящийся многие и многие дни, а то и годы. Столетия.

— Странное чувство… — прошептала я и посмотрела на следующую картину. На ней тоже был пейзаж. Чуть приглушенный из-за пыли, прекрасный, но… замерший. И совершенно пустынный.

Я поднялась и прошлась вдоль десятка картин. Среди них лишь на одной было изображение какого-то человека, но он терялся то ли в тумане, то ли в прилипшей к холсту пыли.

— На этих картинах почти нет живых существ, — заметила я кролику. — Так странно. Все они… какие-то пустынные. И печальные. Словно это целая галерея заброшенных миров.

— Да нет, — отмахнулся Вася. — Не заброшенных. Тут вот какой-то город! Хотя нет, постой… Да, я не вижу людей. А тут лишь какая-то тень. Не очень ясно… Хм…

Я двинулась следом за кроликом, рассматривая картину за картиной.

— Слушай, ты же говорил, что предыдущая ведьма именно через эту комнату смогла попасть домой, — спохватилась я. — Да?

— Да, — согласился Вася. — Но я знаю обо всем произошедшем лишь в общих чертах.

— Это как?

— Видишь ли, — тоном учителя начал зубастик, — я знаю, что ведьма сбежала, знаю, что через этот коридор, и знаю, что домой. Но я ведь не камера слежения, чтобы хранить в своей памяти каждое ее действие. Я знаю, что она сюда вошла. И знаю, что сейчас она в Первом мире.

— Такое впечатление, что ты не так уж много знаешь, — фыркнула я.

— Да, — с тенью обиды выдохнул Вася. — Я не все знаю. Но я знаю довольно много.

— Лучше бы в твоей голове хранилось поменьше, но зато более важных сведений, — проворчала я. — А то про пятые точки, отношения и тому подобную дребедень ты рассуждать можешь сутками!

— Я зеленый плюшевый кроль, — поджав уши, заметил Вася. — А не какой-то великий монах из какого-нибудь горного храма. И оживила меня ты. Каким оживила, такой и получился.