Я поджала губы и промолчала.

Да… Оживила на свою голову. Не счастьем Федориным обзавелась, а маленькой ушастой проблемой.

— Так что это за место? — через пару минут, рассматривая очередную картину, примирительно спросила я.

— Странное место, — отозвался кроль, прыгая дальше по коридору. Пыль к его пухлой попе больше не липла, начав отваливаться от шерсти клочьями при каждом скачке. — И картины странные.

— Я догадалась. В этом доме в принципе ничего нормального не бывает. Все очень странное и необычное. Книги — не совсем книги. Вещи — не совсем вещи, — проведя пальцем по раме, пробормотала я. — Тут уж как пить дать, что картины — не совсем картины.

Кролик кивнул и замер рядом со следующим полотном, привстав рядом с ним, как суслик.

— Нужно тут прибраться, — сказала я, поднимаясь и возвращаясь к двери. — Хотя бы метров на двадцать вглубь, а то, чувствую, пыль из этого коридора обязательно просочится наружу и захватит весь дом.

Пока я ходила за веником, ведром с водой и тряпками, Вася успел собрать еще больше пыли, превратившись из зеленого в серого кролика.

— Давай-ка мы тебя отряхнем, — проворковала я, поднимая зубастика за уши.

— Пусти! — потребовал кроль. — Я вот ту картину рассмотреть хотел. Дора, пусти!

Я полуобернулась, чтобы полюбоваться на полотно, привлекшее внимание Васи, и удивленно присвистнула:

— Вот это город!

Я присела перед картиной на корточки и с любопытством склонила набок голову, разглядывая открывающийся как бы чуть сверху пейзаж. Художник странно повернул изображение, от чего создавалось впечатление, что стоишь на склоне большого холма. Город разместился на другом холме, от чего дома в центре отлично просматривались даже издали. Их серебристые крыши венчали острые шпили с развевавшимися на них красными флагами. Бело-серые дома сверкали на солнце, а массивные городские стены лежали почему-то в тени, будто на них падала густая тень от скалы или даже горы. К городским воротам, теряясь в складках ландшафта, тянулась утоптанная и наезженная дорога, по обе стороны которой густо цвел белый клевер.

Даже в деревнях вдоль самых обычных тропинок в поле я не видела так много цветущего клевера. Обычно его вытаптывали, объедали лошади или скашивали жители. Вдоль тропок выживали лишь подорожник, непритязательные зонтики тысячелетника и другие живучие растения.

Тут и там в белом море клевера торчали камни и валуны, на которых деловито переминались с ноги на ногу чайки, но ни реки, ни моря я на картине не увидела.

Небо из-за пыли казалось не бледно-голубым, а чуть пепельным, затянутым облаками.

— Красиво, — согласилась я, наклоняясь еще ближе, чтобы внимательно рассмотреть искусно прорисованные детали. — Все как настоящее. Но опять… будто нет никого.

— Ага, — согласился Вася и у меня на руках подался вперед.

— Аккуратнее ты, — шикнула я на кролика, едва не потеряв равновесие. Качнувшись, я невольно уперлась свободной ладонью прямо в холст и поморщилась — не хватало случайно испортить пейзаж!

Вдруг холст под моей ладонью ухнул, вздохнул и будто чуть просел внутрь.

— Ой! — успела пискнуть я перед тем, как лен с треском лопнул… и я провалилась куда-то вперед.

* * *

— Дора… Дорочка, — позвал Вася и тронул меня за щеку пыльной мягкой лапкой. — Федора. Дорочка!

Я не отозвалась. Я лежала на спине, чувствовала лицом и животом там, где задралась кофта, солнечное тепло и вдыхала густой, как мед, летний аромат клевера. Нога и рука чуть ныли, бок ощутимо болел, а под спиной явно оказалась какая-то кочка, так что лежать на самом деле было не слишком уж удобно, но я лежала и не двигалась.

— Дора! — воскликнул Вася. — Ты жива? Федька! Не пугай меня!

— Скажи мне, что у меня галлюцинации, — шепотом попросила я. — Скажи мне, что я не лежу на траве. Скажи мне, Васька, что мы все еще в нашем домике.

— Дор… — промямлил кроль, и его лапка исчезла с моего лица.

— Вася, я умоляю тебя, скажи, что мне просто все кажется, — спокойным шепотом снова попросила я. — Скажи, что я сплю. Скажи, что я просто сплю.

— Дор, мы, кажется, провалились внутрь картины, — сообщил зеленый ушастик.

— Нет, Вась, нет, нет и нет, — пытаясь сдержать подступающую панику, прохныкала я. — Скажи, что ты шутишь.

— Дор, это правда!

Я всхлипнула, медленно села, потирая бок, которым приложилась о камень во время падения, и открыла глаза. Передо мной были цветущий клевер, камни, дорога, а внизу и чуть сбоку — город в кольце высоких темно-серых стен, на которые падала тень от величественной исполинской статуи каменного воина в полном боевом облачении.

Я долго рассматривала этого титана из белого камня, державшего на весу огромный каменный щит, город, небо, и здесь казавшееся таким же серым и пыльным, как на картине, чаек, Васю в траве, а потом нервно рассмеялась.

— Дор, — позвал кроль через несколько секунд, видя, что успокаиваться я не собираюсь — мой смех стал истеричным, а из глаз гладом катились слезы. — Федечка!

— Ты был прав, Василий, — сообщила я, на секунду перестав заходиться смехом. — Ты был совершенно прав. Я опять вляпалась в неприятности. Опять, Вась! Шарад меня прибьет!

— Дора, — положив лапку мне на колено, прошептал кроль. — Я… Похоже, это я накликал беду.

— Само собой, — согласилась я. — Это ж ты все твердил и твердил о том, что мне нужно быть осторожнее. Но никакая осторожность меня все равно не спасла! Я вляпалась! Я вляпалась, Васька!

Оглянувшись на то место, где, по идее, был вход, я расхохоталась еще громче. Позади нас были все тот же холм, цветущий клевер и небо. Никаких картин, коридоров, родного домика и признаков Семимирья.

* * *

— Дор. Дора!

Не обращая внимания на кролика, я шагала по дороге к воротам города. Огромная статуя смущала, как смущали и чайки, но даже спустя час уговоров и приказов ни дверь, ни рама, ни какой-то другой проход не появились. Ужасно хотелось пить. Да и желудок требовал хотя бы чашку чая, а в идеале — бутербродов с ветчиной, на которые я, собственно, еще недавно и рассчитывала, поднимаясь с кровати.

— Дора!

— Давай потом, — попросила я Васю. — Сначала нужно разобраться, что это за место и представляет ли оно для меня опасность, а потом уж мы сядем и поговорим.

— Да нет здесь никого, — с тоской проныл кроль. — Тут пусто, Федь.

Я ушастику не поверила и не остановилась.

— Да ладно? — возмутилась я. — Я еще могу понять, когда рисуют красивый пейзаж без людей. Но все это… — Я повела рукой вокруг. — Выглядит вполне настоящим. Как тут может не быть людей? Зачем тогда целый город, если никто в нем не живет?