Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Эх, Ангелина Васильевна! — тяжко вздохнул я, — Где ж его взять-то, покой этот! Который, мать его за ногу, нам только снится⁈ Сейчас вот допрошу вас, соберусь с силами и пойду к себе в общагу ночлег искать! Да только разве дадут мне там выспаться⁈
Я снова удрученно выдохнул, постаравшись придавившую меня тяжелую сытость выдать за грусть, печаль и уныние. От дороги дальней и грядущей бессонницы.
— А не надо вам никуда уходить! Да еще, тем более, в какую-то общагу! — опять слегка придавив меня своей упругой плотью, выскочила из-за спины гражданка Лапина, — Серёжа, вы сами подумайте, пока вы меня расспросите, уже и ночь на дворе будет!
Без малейшей логики, но очень уверенно заявила мудрая и рассудительная женщина, мотнув головой на ранний вечер «бабьего лета» за окном.
— Даже не спорьте, вы здесь переночуете, я вам в зале постелю! У меня вам уж точно никто выспаться не помешает!
Глаза свидетельницы горели не только непреклонной решимостью, но и святой убеждённостью в своих словах. Может быть, она и впрямь верит, что существует хоть какая-то вероятность спокойного сна в едином с ней замкнутом пространстве? При наличии у неё такого роскошного белого тела? А её грудь⁈ А коленки?!! Однако, бог с ней, с безупречной женской логикой, мне надо было доигрывать свой водевиль.
— Ну-у-у не знаю… — затянул я волынку, притворяясь высокоморальным дебилом из закрытого медицинского учреждения, — Добрая вы, Ангелина Васильевна, но мне как-то неудобно вас стеснять. Нет, уж лучше я в свою общагу пойду! — неуверенно посмотрел я в глаза золотой тётки, очень надеясь, что она сейчас не прислушается к моей аргументации и продолжит убеждать меня в обратном.
Лапина не прислушалась и продолжила. Бескомпромиссно наполнив старорежимную посуду водкой. На этот раз уже обе рюмки.
— Всё удобно! — с отважной решимостью заявила она, звякнув своим лафитником о мой, — И не спорьте со мной, Серёжа, сегодня вы ни в какую свою общагу не пойдёте! Здесь спать будете! Я вам в зале постелю. На диване. Он у меня раскладывается!
Убедившись, что, по крайней мере, на сегодня все мои конспиративно-бытовые проблемы вроде бы разрешились, я покорно кивнул ценной свидетельнице Азина. А уже потом со спокойной душой опрокинул в рот следующую релаксирующую лампадку. Допрашивать гостеприимную домохозяйку после выпитого и съеденного мне было лень, и я решил, что сделаю это завтра утром. Работа не волк и в лес от меня не убежит. Как бы я её туда не гнал. Высплюсь как следует и допрошу её со всем необходимым для дела пристрастием. Тем более, что самому мне торопиться завтра будет некуда. И гражданке Лапиной, если что, на вполне законных основаниях я от имени Азина выпишу повестку до обеда. Или даже на весь день. Свидетель она для советского правосудия нынче ценный и никакой Семёнов-Азин с этим спорить не станет. Поставлю на повестке печать из канцелярии прокуратуры и всех делов! Тем более, что в лености и разгильдяйстве он меня упрекнуть никак не посмеет. Народу по его делу я сегодня допросил изрядное количество. Если уж на то пошло, то дело он возбудил только сегодня, а моими стараниями в нём уже макулатуры в два пальца толщиной!
— Вы мне тогда, уважаемая Ангелина Васильевна, полотенце дайте, пожалуйста! — встал я из-за стола, — Схожу в душ, да и спать потом сразу, пожалуй, лягу. Устал я что-то сегодня. И, если честно, то я, и ночью тоже не выспался. Еще раз, спасибо вам за шикарный ужин!
Душ мне, само собой, добавил положительных эмоций, но усталую сонливость не отогнал. Развесив на сушилке в ванной постиранные трусы и носки, я прикрыл мудя влажным полотенцем и поплёлся на застеленный для меня диван. А за окном по-прежнему было всё еще светло. Но мне это не помешало отключиться уже через секунду. Сразу же после того, как я повесил полотенце на спинку стула и завалился на диван. Едва накрыв нагое тело простынёй. Спал я, как убитый младенец. Настолько безвинный, как будтоеще ни разу даже не обоссавшийся. Спал я без кошмаров и сновидений. Правда, недолго.
Проснулся я среди ночи. И даже не потому, что заплескало в ушах после выпитой накануне водки и пары стаканов абрикосового компота. Сон меня покинул от того, что чья-то очень дружелюбная рука в темноте и с незлобливой нежностью оглаживала мой свисток. Делала она это нежно, но всё же как-то немного требовательно, что ли?..
Да, эта рука производила свои манипуляции с соблюдением всех приличий, принятых в прогрессивном советском обществе. И даже поверх простыни. Но при всём этом, как-то бескомпромиссно. Хоть и с чувством глубочайшего к нему, то есть, к свистку, уважения.
Просыпаться мне было лень. Соблазн закосить под беспробудно-спящего был настолько велик, что я уже решил поступиться проявлением ответной любезности. К ответственной квартиросъёмщице. Ведь даже не открывая глаз, я знал, что это была она. Но предательство собственного естества меня вероломно подвело. Оно, это вероломное предательство, так и не позволило проявить черную неблагодарность по отношению к гражданке Лапиной. Указующий перст отреагировал на коварную провокацию свидетельницы с простодушной подростковой непосредственностью. И, укрывающая мои первичные половые признаки простынь, предательски встала шалашом. Выдав моё бодрствование с головой. С обеими, сука, головами… Как же всё-таки херово быть искренним и честным в этой советской жизни! Особенно с женщинами… Н-да…
— Вот видите, Серёжа, теперь и вы уже не уснёте! — нервно хихикнув, тихим шепотом, будто бы она находится в чужой квартире, известила меня Ангелина Васильевна, — Надо было всё-таки сразу разложить диван, как я предлагала! — с лёгким упрёком напомнила она мне о своей неизменной женской правоте.
— К черту диван! — вздохнул я, уже окончательно поняв и приняв, что откосить от социальной ответственности МВД перед населением мне сегодня не удастся, — Пошли-ка лучше к тебе, душа моя, на твою кровать! Я полагаю, что там нашу с тобой дружбу намного удобнее будет осуществлять и выстраивать!
А по утру мне было грустно. Мои самые недобрые предчувствия, посетившие меня еще после ночной побудки, полностью сбылись. Да что там полностью! Они